Громче всех хохотал тот, кого Игриш ожидал увидеть на стенах осажденного острога в последнюю очередь. Мальчик поморгал на всякий случай: может быть, из-за удара о землю у него поехала крыша? Однако над частоколом и в самом деле мелькала знакомая, чумазая мордашка.
— Коляда, Гарон, где вы там, трусы? — голосил во все горло широко ухмыляющийся Бесенок, выглядывая из-под ведьминой шляпы. — У меня тоже есть для вас зрелище!
Мальчишка забрался повыше и под улюлюканье спустил портки. Окружающие его казаки от хохота чуть не попадали в ров, когда над частоколом яркой звездой зажглась белая задница и принялась светить в лица посрамленной армии Гарона.
— Как вам это? Хотите кусочек, мудаки?! — раззадорился Милош, звонко шлепая себя по голой жопе. — Подойдите и возьмите! Ой, кто это там? Неужто сам Коляда явился на праздник? Давай иди сюда, Коляда, знаем мы, как ты любишь е…ть малолеток!
Грохот копыт и заливистый свист Игриш услышал раньше, чем сам атаман показался на глаза. Шум нарастал, поднималась туча пыли, и вот колядники выехали к ним, тяжело громыхая амуницией. Коляду сопровождало больше сотни всадников. Пьяные от крови, они потрясали копьями, саблями и трофейными пищалями.
— С-сучий выродок! — скрипнул зубами Коляда, придерживая коня недалеко от места, где окапывались таборщики. На его шее раскачивалось тяжелое ожерелье из десятка поблескивающих заточенным металлом подвесок. — Золотой тому, кто возьмет этого мелкого живьем и доставит ко мне!
— Нахер тебе сдалась эта сопля?! Сразу с него шкуру надо было спускать. А не тащить в лагерь, чтобы он сосал вашу горилку и считал ваших людей, — сплюнул Гарон и вздохнул: — Теперь понятно, откуда Серго узнал, что мы идем. И почему приказал жечь мосты.
— Хочешь сказать, это я виноват?!
— Не я же притащил этого засранца в лагерь! — хмуро проговорил Гарон, доставая люльку и кисет. — Теперь не хнычь, Коляда, а думай, как нам взять острог. Я тоже обделался: затея с ведьмами полностью провалилась.
Таборщикам с колядниками предстояло много работы. Они как могли работали лопатами и сооружали насыпь. Комья земли летели во все стороны. Вдоль дороги укладывали что, что удавалось выволочь из домов: кровати, стулья, столы, лавки, иконы и сундуки — все шло в ход, чтобы сформировать хоть какое-то подобие щитов. Несмотря на расстояние, пули ураганили повсюду как взбесившиеся мухи. До Игриша постоянно доносились глухие стуки о стены, свистело над ухом и поднимались вопли, когда острог из раза в раз взрывался дымом и пищальным огнем.
Ослу было понятно, что планы колядников пошли прахом. Осада обещала затянуться.
Глава 17
Гроб не стали возвращать на покосившийся стол, решили вместе с ним укрыться на колокольне. Дураку было понятно, что как только нечисть вновь хлынет из всех щелей, нет внутри более уязвимого места, чем притвор со срединной частью. Запалили остатки свечей и принялись быстро, как только могли, поднимать гроб по предательски скрипучим ступеням.
Не успели они преодолеть лестничный пролет, как порыв ветра с вершины колокольни едва не опрокинул казаков вниз. Следом Рыжий лес разразился воем — одна глотка за другой присоединялась к общему пению, пока от прежней ночной тиши не осталось и следа.
На смену пугающим звукам пришло перемигивание огней. Каурай с остальными, лишь выглянув наружу через узкое оконце, увидели, как к церкви двигается вал существ. Десятки неторопливых светлячков перемигивались сквозь переплетение ветвей. Через подлесок ломилось нечто круглое и очень большое.
Одноглазый с Повлюком и еще двумя казаками бросились заколачивать двери, пока остальная компания волокла упрямо застревающий гроб все выше. Изрядно покоцанные двери едва держались на петлях, и их пришлось подпирать досками, вырванными из полов, и гнилыми балками. Они сделали все, что могли, но ни один не сомневался, что держаться такая конструкция едва ли будет дольше пары крепких ударов.
Чем отчетливей доносился скрип невидимого колеса, тем сильнее Повлюка била дрожь. Но он, как и любой казак, упрямо не выпускал скворчащей люльки изо рта, пока таскал балки и подпирал ими двери.
Заперев ворота толстенным дрыном, Каурай пометил полы всем Эсселумом, что у него был — а было, право, немного. И тут они ясно увидели сквозь щель в створках как сторукое нечто показалось из кустов и, набирая обороты, покатилось к паперти. Вместе с треском ломаемых костей оно принесло с собой тошнотворный запах гнили.