— Где она?..
— У тебя сейчас есть дела поважнее, чем гоняться за призраками…
Рев сотни истлевших глоток приближался. Через пару ударов сердца вся армия мертвых заполонила рощу — их могильно-синие глаза сомкнулись на одном единственном человеке, который имел наглость выйти один на один с посланниками самой гнусной силы, которую носила земля.
— Слишком поздно, — вздохнула ведьма, взмывая в воздух верхом на метле. — Если от тебя останется хоть что-то, то ты тоже присоединишься к нашей пляске. Надеюсь тебе понравится.
Изъеденные червями руки потянулись к нему, готовые разорвать наглеца на клочки, вбить в землю, а потом пожрать его теплую плоть. А за его спиной земля под цветочным покрывалом начала трещать и расползаться…
Каурай сделал глубокий вдох, впуская в себя запах гниения и неописуемой злобы. И сомкнул пальцы на рукояти меча. Оплетка встретила его легким покалыванием на коже — от нетерпения меч наэлектризовался и дрожал, сгорая от желания напиться кровью до отвала.
Одним махом Каурай обнажил взвизгнувший клинок. Он не вернулся в ножны до самого утра.
* * *
Они гнали Красотку всю ночь, пока не решили, что погони за ними нет. К этому времени утро уже разогнало мрак.
Пока лошадь с Богданом на спине устало переставляла копыта, Игриш разгребал росистую траву босыми ногами и до боли в глазах вглядывался в белую пелену, затопившую лес. Даже рассвет не смог побороть тягучий смог — дальше нескольких шагов путники были практически слепы.
И куда их занесла эта безумная скачка? После того, как солнце перешагнуло горизонт, прошло уже изрядно времени, а Игриш так и не смог узнать ни одного деревца, камешка или холмика, чтобы понять, куда им двигаться. Мальчик чувствовал себя парусником в неизведанных водах, хотя он с малолетства бегал по этим буеракам и должен найти дорогу с закрытыми глазами.
Заблудиться он не боялся — нет, гораздо страшнее было вновь наткнуться на тех чудовищных тварей, которые заставили их в такой спешке рвать когти в полной темноте. Ни он, ни Богдан и намеком не поминали минувшую ночь — и так было понятно, что, прикоснувшись к чему-то запретному, они чудом остались живы. Однако Игриш за последние несколько дней на собственной шкуре осознал, что чудеса случаются только в сказках, и за спасение благодарить следует лишь одного человека, которого наверняка больше нет в живых.
От этой мысли мальчик оцепенел — он обернулся и поглядел на затихший лес за своей спиной, но тот как был, так и оставался пустым и темным.
— Может быть, вернуться?.. — проговорил Игриш себе под нос, но Богдан все равно услышал.
— Спятил? Его наверняка разорвали на части.
— Как будто мы его бросили… — говорил мальчик самому себе. — А он спас меня… уже третий раз.
— Он сам сказал «уезжайте», — подъехал к нему Богдан и толкнул ногой в плечо. — Да и что мы могли сделать? Только погибнуть вместе с ним. Не глупи! Нам нужно сваливать отсюда как можно быстрее, пока эта гадость еще и сюда не нагрянула.
Мальчик продолжил идти, но еще долго, до белых костяшек, сжимал медальон Маришки и оглядывался себе за спину. Лишь страх того, что вместо одноглазого из-за деревьев вылезет та самая страшная морда, которую вытошнило в их костер прошлой ночью, заставил его упереть взгляд себе под ноги.
Что-то в глубине сознания упрямо противилось воспаленному рассудку, растравленному той бесконечной ночью, которую ему пришлось провести в объятьях мертвой Маришки. Солнечный свет рука об руку с мирным пением птиц гнали дурные образы. Словно дурной сон, кошмары растворялись в теплых утренних лучах, и вскоре в голове все окончательно спуталось. Единственной метой, не дающей замести ужасы подальше, оставался длинный след когтистой лапы, который пересекал круп кобылы до самого хвоста. Каждый раз при виде этих трех страшных кровоточащих полос в ушах у мальчишки вновь и вновь прокатывался тот чудовищный рев, которому место лишь в кошмарах.
“Дикий Гон, ведьмина упряжка”, — подсказал ему какой-то закоулок сознания. Страшное слово, слетевшее с уст Каурая, было единственным объяснением. Когда-то и Маришка произносила это страшное слово, но Игришу было невдомек, что их путям суждено когда-либо пересечься. Он думал это что-то сродни легендам о далеких странах, басням о Дикой Тайге — гигантскому непролазному лесу, шапки которого срезают облака с неба.