Баев, все время что-то черкавший в блокноте, раздраженно пожал плечами и незаметно продемонстрировал Прошкину страничку высококачественной бумаги, где мастерски была изображена паутина, а в ней здоровенный толстый паук с физиономией, поразительно похожей на лицо Корнева.
— Ну, так на такой случай у нашего доблестного майора Прошкина ладан имеется — в сейфе, рядом с табельным оружием, лежит!
Прошкин, ободренный неожиданной коалицией с Сашей, тоже отпил воды и сделал попытку отвести неправедный гнев начальства:
— Позвольте доложить, Владимир Митрофанович, что явление, с которым мы столкнулись, имеет вполне доступное научное объяснение. Это не что иное, как гипнотическое воздействие!
И Прошкин, с законной гордостью, извлек из потрепанной картонной папочки с расплывшимся синим штампом «Для служебного пользования» номер журнала «Вестник медицины», еще за 1922 год, с несколькими закладками, открыл и продемонстрировал сослуживцам статью под интригующим заголовком «Гипноз-убийца». Если опустить массу специальных медицинских терминов и подробный пересказ протокола вскрытия, подтверждающий исключительную достоверность происшествия, суть публикации сводилась к описанию убийства на бытовой почве. Некая иностранная гражданка отравила супруга мышьяком, предварительно введя его в гипнотический транс, и в этом состоянии убедила несчастного, что пьет он вовсе не смертельный яд, а самую обыкновенную воду. Научный интерес судебных медиков вызвал, конечно, не сам факт отравления, а то, что ткани полости рта и гортани жертвы совершенно не имели следов воздействия отравляющего средства. Автор статьи объяснял этот феномен именно воздействием гипноза. Подписана статья была незатейливо и культурно — Борменталь Г. Ф., ассистент кафедры. На какой именно кафедре и кому ассистировал тонкий знаток гипноза, не уточнялось.
Публикация произвела на Сашу ошеломляющее впечатление. Его глаза наполнились таинственной и безнадежной тревогой, губы совершенно побледнели, тонкие ноздри стали чуть заметно подрагивать, он расстегнул ворот и, глядя в отсутствующее за столешницей пространство, прошептал:
— Его ничто больше не остановит, его никогда не поймают… — Баев перевел полный ужаса взгляд на стакан с водой, потом на графин, потом на Корнева и продолжал уже громче, с истерическим нотками: — От этого нет никаких средств! Он нас всех, ВСЕХ перетравит. Перетравит как крыс — мышьяком! Как товарища Фрунзе! Как дедушку! Как покойного папу! Мы все умрем в этом пыльном захолустном городе!..
Прервав скорбный перечень жертв коварного отравителя и мрачные пророчества, Корнев решительно взял початый стакан Александра Дмитриевича и демонстративно допил воду.
Прошкин и Баев одновременно тихо ойкнули, ожидая, что начальник тотчас упадет замертво, но вместо падения Корнев встал со стула и, прохаживаясь по кабинету, начал строго отчитывать уже готового разрыдаться Сашу:
— Товарищ Баев! В моем кабинете еще никого не отравили! И в здании Управления тоже!
В этом месте суеверный Прошкин незаметно поплевал через левое плечо и постучал трижды по внутренней деревянной поверхности стола.
— Что касается фон Штерна, которого вы называете дедушкой, то он утонул. А ваш приемный отец скончался от естественных причин, точнее, от рассеянного склероза.
— Как вам это может быть известно? — Саша уже извлек из рукава носовой платок.
— Из заключения о смерти, разумеется. Я доверяю только официальным источникам информации!
Похоже, Баев был так потрясен, что даже на некоторое время решил воздержаться от слез, и тихо спросил:
— Вы видели заключение?
— Собственными глазами, — подтвердил Корнев.
— И там в качестве причины смерти фигурировал рассеянный склероз?
Корнев солидно и веско кивнул. Саша безнадежно выдохнул и совсем тихо продолжал:
— А дату не запомнили случайно?
Корнев снова хлопнул ладонью по зеленому сукну и жестко одернул Баева:
— Александр Дмитриевич! Если вы считаете, что этот стол похож на справочный, можете выйти и прочитать табличку на двери кабинета!
Баев нервно подрагивающими руками извлек глянцевито поблескивающий портсигар, выудил из него заграничную сигаретку, пододвинул массивную пепельницу и формально уточнил:
— Не возражаете, если я закурю?
— Возражаем! — рявкнул Корнев. — Это нанесет непоправимый вред нашему с Николай Павловичем здоровью. Потому что у меня лично — гипертония, а у Прошкина — хронический отит.
Прошкин хихикнул. Ну Корнев! Одно слово — батя. Все про каждого сотрудника знает. Даже про этот дурацкий отит. Вообще-то, о том, что у него хронический отит, Прошкин и сам узнал недавно, когда затеял прыгнуть с парашютом, но ответственный фельдшер авиаклуба, проводивший осмотр перед полетом, заглянул при помощи блестящей трубочки Прошкину в ухо, увидал там этот самый отит и прыжки ему строго-настрого запретил…