— Ты не веришь в наш успех?
— Вандея спит, дорогой мой воспитатель.
— Мы ее разбудим!
— Она к тому же заслужила свой покой. Для всех Луи-Филипп — всего лишь один король, сменивший другого. Раз не трогают священников, значит, все идет хорошо. Остальное — заботы парижан.
— Но, в конце концов, Луи-Филипп сын цареубийцы. Память о Людовике XVI, малолетнем дофине Людовике XVII, о казненной королеве живет в сердцах.
— В наших!
— Ты разве не знаешь, что Луи-Филипп король от революции и не имеет права на престол? Против него выступают и либералы, и бонапартисты, и легитимисты…
— А за него буржуа, крупные и мелкие. Отныне у них веревка от мешка с деньгами.
— Юбер, прекрати шутить. Речь идет не о маскарадном заговоре, а о серьезной организации. Герцогиня уже назначила ответственных за ключевые позиции: герцог д'Эскар на юге, Шаретт в Вандее, Гибур в Бретани. На маршала Бурмона возложена координация военных действий и связь с роялистским комитетом в Париже.
— Прекрасно! Но где ваши войска? Я вспоминаю 1815 год и наши мифические дивизии. На бумаге все всегда выглядит великолепно.
Он повернулся к мадемуазель Виктории:
— А ты как думаешь?
Шевалье спрашивал мнение женщины! Это было невероятно! Форестьер не смог скрыть своего изумления.
— Поступайте, мой друг, согласно своим убеждениям, — ответила Виктория. — У меня одна забота: быть с вами рядом в любом деле.
Форестьер было нахохлился, как курица в грозу, но под язвительным взглядом шевалье он снова вернулся к теме разговора:
— Так ты согласен?
— А разве могу я отказаться? — был ответ.
Один из историков сравнивал Вандею девяносто третьего года с потревоженным осиным роем. Вандея 1832 года если и зашевелилась, то только в замках аристократов. На фермах, в деревнях и городках народ остался равнодушен к династическим спорам Бурбонов и принцев Орлеанских и занимался своими делами. Первые шаги Луи-Филиппа были не очень удачными: не доверяя Вандее и по старой памяти опасаясь ее, он наводнил край «красными штанами». Однако эти веселые солдаты, занявшие стратегические пункты страны, разбившие лагеря на городских площадях, устроившиеся на постой в домах местных жителей, не были похожи на волонтеров Республики. Они были встречены гостеприимно, может быть, немного насмешливо, но вполне доброжелательно. Некоторые даже имели родственников в деревнях, которые подозревались в мятежных настроениях. Было ясно, что никто не испытывал желания воевать, за исключением некоторых «господ» да каких-нибудь бывших офицеров синих. К несчастью, из-за желания выслужиться и ненужной торопливости некий господин де Боннешоз по подозрению в заговоре был арестован полицией и казнен. Его смерть несколько возбудила общественное мнение. Люди передавали друг другу его последние слова, которые он произнес в больнице Монтегю: «Моя миссия выполнена. Я всю жизнь хотел служить королю. Моя смерть послужит ему, и Бог примет меня как дитя Вандеи». Среди крестьян вызвала волнения и казнь фермера, который давал ему убежище. Но роялисты не смогли извлечь больших выгод из этой двойной смерти. Они попытались распространить слух, что войска Луи-Филиппа получили секретные инструкции, что их лицемерное миролюбие служит лишь для того, чтобы усыпить недоверие народа, а укрепив свою власть в Вандее, они вырежут католиков и их кюре. Но священники опровергли вымыслы «господ»; они проповедовали мир и согласие и призывали не брать в руки оружие без достаточных на то причин, только в угоду политическим спорам сеньоров. Даже среди владельцев имений мнения разделились: сыновья поднялись против отцов, отцы против дедов, иногда даже жены против мужей. Большая часть дворянской молодежи, недовольная спокойной и скучной жизнью в довольстве и роскоши, возбужденная примером еще не такой уж давней эпопеи крестьян в сабо, с энтузиазмом ввязалась в это дело, не думая о последствиях, в нетерпении проявить себя.
В Ла Фетельере тайно собрались, что было крайне неосторожно, все, кого в Вандее считали самыми благородными и знатными сеньорами. Решался вопрос: если «Мадам», то есть неукротимая герцогиня де Берри, высадится во Франции, надо ли браться за оружие, чтобы ей помочь? После бурного и продолжительного обсуждения сошлись на том, что восстание следует начать, если герцогине удастся поднять Прованс.
— Это обрекает выступление на неудачу, — заявил шевалье. — Юг никогда не пошевелит даже пальцем. «Мадам» всегда путала триумфальные арки, любезные слова и праздничные приветствия с желанием народа. Это большая ошибка — считать, что в Провансе доминируют роялистские настроения только потому, что там сняли голову маршалу империи. Этот случай был низкой местью и никакого отношения не имеет к реальной расстановке сил…