И он обвел взглядом разбитые рамы, исколотые штыками и разрубленные саблями портреты. Синий попытался принять гордую позу. Он оперся кулаками о стол и изрыгнул:
— Плевал я на твой крест, поп, на твоего Бога и на твоего короля! Да здравствует Республика!
— Это свою грязную душу ты сейчас выплюнешь, сволочь, если она у тебя вообще есть!
Самый молодой из солдат простонал:
— Я вам говорил, друзья. Не надо было задерживаться.
— Чего ты боишься? Наши скоро заметят, что мы отстали, и вернутся за нами.
— Бедная моя мама, если бы ты видела своего сына!
Форестьер крепче прижал к себе маленького Ландро.
— А его мать? Что вы с ней сделали?
Синий провел ладонью по мокрым от вина усам:
— Этот бандитский выродок тоже уцелел? Подождите еще немного, посмотрим, чья возьмет.
— Откуда вы пришли? — резко спросил Форестьер.
— Из Сен-Лорана, города монастырей, вернее, того, что от него теперь осталось! — пьяно рассмеялся усатый солдат.
— Куда направлялись?
— В Бурнье, на мельницы. Спустить шкуру с этих мельников дьявола. С помощью крыльев мельниц они подают сигналы тревоги. Больше не будет никаких мельниц! Ни аристократов, ни мельниц!
Из горла маленького шевалье опять вырвался странный звук, и он спросил:
— Куда мы теперь пойдем, господин Форестьер?
— На мельницы. В Бурнье, малыш.
Старый солдат поднялся и крикнул:
— Я называю это — отправиться в пасть к волку!
— Правда? Прогулка по морозу тебя протрезвит, мой дорогой!
Мельницы Бурнье
Ребенка завернули в старое меховое пальто, которое нашли среди разбросанных вещей. Форестьер взял его на руки. Маленький отряд покинул Нуайе и, вытянувшись цепочкой, двинулся в направлении мельниц. Синие со связанными руками плелись следом. Если кто-нибудь из них падал, то ударом ноги: его приводили в чувство. Кто-то несмело произнес:
— Командир, мальчик, кажется, заснул. Я мог бы отнести его в Ублоньер.
— Нет! Я хочу, чтобы он увидел все.
— Но зачем?
— Я так решил. Он уже в том возрасте, что сможет все понять!
С одного из синих свалилась треуголка, и он наклонился, чтобы ее поднять. Это был усатый солдат. Он вскрикнул, почувствовав укол сабли в зад:
— Вот как проклятые бандиты обращаются со своими пленниками!
— А вы? Вы расстреливаете и рубите головы на гильотине.
— Мы? Мы дети народа! А вы мятежники!
— Тридцать ферм, десять имений и пять церквей сожжены в округе, и вы не пощадили ни одного человека. Не только способных носить оружие мужчин, но и стариков, кормящих матерей и детей! Они, конечно, представляют большую опасность для Республики!
— Там, впереди, нас ждут наши товарищи. Они отомстят за нас. Вы все, вместе с этим маленьким разбойником, над которым ты трясешься, словно наседка, получите свое. Снег будет красным от крови.
— У тебя красивый голос. Поупражняй его, пока есть время.
Показались силуэты трех мельниц Бурнье с распростертыми крестом крыльями. Крылья последней крутились, но в другую сторону, против ветра. Снег вокруг них был испещрен следами. Форестьер, все более и более мрачнея, пытался в них разобраться. Ветер с севера усилился. Парусина и растяжки вибрировали и свистели. Света в окнах не было, но двери были распахнуты настежь и сорваны с петель. Наступало время рассвета, но было непонятно, небо ли светлело или это был отблеск очередного пожара. Опустив голову, с ребенком на руках Форестьер ходил по снегу, всматриваясь в следы.
— Сделав свое дело и забрав добычу, они вернулись в Сен-Лоран. Ты был охотником, — сказал он одному из своих людей. — Пройди немного вперед и проверь, так ли это. Будь осторожен. Возьми двух человек: они тебя прикроют. Посмотрите! Посмотрите, друзья. Они все шли на заплетающихся ногах. Только лошадь офицера не была пьяной… А мы вернемся в Ублоньер, согреемся и просушим одежду.
Мельников нашли внутри мельниц, лежащими в лужах крови, разрезанными на куски.
— Солдат, твой батальон набирали не на бойне?
— Мы из квартала, окружавшего Бастилию, — гордо ответил усач. — Смотри на меня, бандит, я гулял по Парижу с головой Делоне на пике и горжусь этим!
Форестьер подумал: «Глупцы, они вырезали мельников, но не сломали мельниц, а они еще смогут нам послужить!»
Но солдат не унимался:
— Неважно. Нет мельников, не будет больше и сигналов. Мы знаем ваш код как свои пять пальцев.
— И какой же он, по вашему мнению?