— Как же! А прекрасная Евхариса?
— О ком ты говоришь? Какая такая?
— Да ну та женщина!
— Какая?
— Женщина с улицы Сент-Онорэ, наткнувшаяся на патруль, одним словом, та неизвестная, за которую мы вчера вечером чуть не расплатились головами.
— Ах, да, — сказал Морис, который очень хорошо понимал, о чем хотел поговорить его друг, но прикидывался непонимающим, — та незнакомка!
— Ну кто же она?
— Не знаю.
— Хороша собой?
— Ну!.. — сказал Морис, презрительно сморщив губы.
— Какая-нибудь бедняжка, забывшаяся в любовном свидании.
…Какие слабые созданья!..
— Может быть, — проговорил Морис, которому эта мысль показалась сейчас до того отвратительной, что он лучше желал бы видеть незнакомку бунтовщицей, нежели влюбленной.
— А где она живет?
— Не знаю.
— Ну, полно, пожалуйста, ты не знаешь… Этого быть не может.
— Почему?
— Ведь ты ее провожал?
— Она ушла от меня на Мариинском мосту.
— Ушла от тебя! — вскрикнул Лорен со смехом. — Чтоб женщина так отделалась от тебя?
— Лорен, — сказал Морис, — приучишься ли ты когда-нибудь говорить так, как все? Меня дрожь пробирает от твоей ужасной поэзии.
— Как! Говорить, как все? Мне кажется, что я говорю лучше всех! Я говорю, как гражданин Дюмурье, — и прозой и стихами. Что касается моей поэзии, любезный, я знаю одну Эмилию, которая находит, что она не совсем дурна. Но вернемся к твоей.
— К моей поэзии?
— Нет, к твоей Эмилии.
— Разве у меня есть Эмилия?
— Ну, полно, полно! Видно, твоя серна обратилась в тигрицу и показала тебе зубы, а ты хоть не рад, да влюблен.
— Я влюблен! — сказал Морис, покачав головой.
— Да, ты влюблен.
— Лорен, — сказал Морис и схватил ключ, который лежал на ночном столике, — объявляю тебе, что ты больше ни одного стиха не скажешь, потому что я заглушу его свистом.
— Ну, так давай поговорим о политике. Начну с того, что я затем и пришел. Знаешь ли ты новость?
— Слышал, что вдова Капета хотела улизнуть.
— Это что… пустяки.
— Что же еще?
— Знаменитый кавалер Мезон Руж в Париже.
— В самом деле? — вскричал Морис, вскочив с постели.
— Он, собственной персоной.
— Когда же он заявился?
— Вчера вечером.
— Как?
— Переодетый егерем национальной гвардии. Женщина, в которой подозревают аристократку, переодетую в простонародное платье, вынесла ему мундир за заставу. Какое-то время спустя они возвращались под руку, как ни в чем не бывало. Подозрение пробудилось в часовом только тогда, когда они уже миновали его; он вспомнил, что эта женщина прошла в первый раз с узлом и одна, а во второй — под руку с каким-то военным и без узла; это было нечисто. Он сразу подал сигнал, их пустились догонять. Но они исчезли в каком-то доме на улице Сент-Онорэ, дверь которого растворилась как бы по волшебству. Этот дом имел другой выход на Елисейские поля. Ну и прощай! Кавалера Мезон Ружа и его сообщницы как не бывало; дом сотрут с лица земли, владелец его погибнет на эшафоте, но это не помешает кавалеру начать свою попытку, которая не удалась в первый раз, месяца четыре тому назад, а во второй раз вчера.
— И его не арестовали? — спросил Морис.
— Как же!.. Лови-ка Протея, лови его, любезный. Ты знаешь, сколько бед перенес Аристей, гоняясь за ним.
Pastor Aristaeus fugiens Peneia tempe.
— Смотри, — сказал Морис, поднеся ключ к губам, — берегись!
— Сам ты берегись, черт возьми! На этот раз ты освищешь не меня, а Вергилия.
— Ты прав, и пока ты не будешь переводить его, я — ни слова. Но вернемся к кавалеру Мезон Ружу.
— Да, согласимся, что он рисковый человек.
— Как ни говори, чтоб предпринимать подобные штуки, надо много смелости.
— Или пылать сильной любовью.
— Неужели ты веришь, что кавалер влюблен в королеву?
— Верить не верю, а скажу, что и все. К тому же нет ничего мудреного, что она вскружила ему голову. Ведь носился же этот слух про Барнава!
— А ведь у кавалера должны быть соучастники в самом Тампле.
— Может быть:
— Лорен!