Потом обратился к волонтерам.
— А за что вы арестовали эту женщину? — спросил поэтический капрал.
— Мы уже объяснили поручику, — отвечал начальник отряда, — за то, что у нее нет пропуска.
— Ну! — подхватил Лорен. — Вот так важное преступление!
— Стало быть, ты не знаешь постановления, гражданин? — спросил начальник волонтеров.
— Знаю, знаю!.. Да есть и другое, которое уничтожает первое.
— А какое?
— Вот это:
— Ну, что ты скажешь об этом постановлении, гражданин? И правильно, и убедительно.
— Так, но оно еще не принято. Во-первых, не помещено в «Мониторе»; к тому же мы не на Пинде и не на Парнасе. Наконец, гражданка может быть немолода и нехороша.
— Бьюсь об заклад, что все это у нее есть! — сказал Лорен. — Гражданка, докажи, что я прав, скинь свое покрывало и предоставь судить всякому, подходишь ли ты под это постановление.
— Ах, сударь, — промолвила молодая женщина, прижимаясь к Морису, — вы защитили меня от ваших неприятелей, теперь защитите от ваших друзей.
— Смотрите, пожалуйста, — сказал начальник волонтеров. — Она же прячется! Мне кажется, что она или сума переносная, или искательница ночных приключений.
— О, сударь, — отвечала молодая женщина, показав при свете фонаря лицо обворожительной красоты и свежести. — Взгляните на меня, похожа ли я хоть на одну из тех, которых здесь назвали?
Морис был ослеплен. Еще никогда, даже во сне, не видел он подобной красоты. Незнакомка так же быстро опустила мантилью, как и подняла ее.
— Лорен, — прошептал Морис, — требуй выдачи арестантки, чтоб препроводить ее к твоему посту, ты на это имеешь полное право как начальник патруля.
— Понимаю, — промолвил молодой капрал, — мне достаточно намекнуть.
Затем, обратясь к незнакомке:
— Идемте, идемте, красавица, — продолжал он, — так как вы не хотите доказать нам, что подходите под это постановление, делать нечего, ступайте за нами.
— Как «ступайте за вами»? — подхватил начальник волонтеров.
— Да так, мы отведем гражданку к городскому замку, где наше караульное помещение, а там соберут о ней справки.
— Нет, — ответил начальник отряда, — она наша и должна быть под нашим присмотром.
— Эх, гражданин, гражданин, — сказал Лорен, — ведь мы того и гляди поссоримся.
— Сердитесь или не сердитесь, черт вас возьми, нам все равно. Мы истинные солдаты республики, и пока вы ходите дозором по улицам, мы идем проливать кровь за границей.
— Берегитесь, чтобы не пролить ее на пути, граждане, а это может случиться, если вы не решитесь быть повежливее.
— Вежливость есть добродетель аристократов, а мы санкюлоты, — отвечали волонтеры.
— Хватит, — сказал Лорен. — При дамах о таких вещах не говорят. Она может быть англичанка. Не сердись за мое предположение, моя ночная пташечка, — прибавил он, приветливо обратясь к незнакомке, — так сказал один:
— А ты сам себе изменяешь, — сказал начальник волонтеров. — Ага, ты сам же сознаешься, что принадлежишь к числу сторонников Питта, агентов Англии.
— Тише, — сказал Лорен, — тебе чужд язык поэзии, и я вынужден говорить с тобой прозой. Слушай, мы, национальная гвардия, скромны, терпеливы, но все дети Парижа. Если кто затронет нас, с лихвой отплатим.
— Сударыня, — сказал Морис, — вы видите, что происходит, и догадываетесь, что будет дальше. Минут через пять десять или двенадцать человек перережутся за вас. Стоит ли дело, за которое берутся ваши защитники, того, чтобы пролилась кровь?
— О, милостивый государь, — отвечала незнакомка, всплеснув руками, — одно только могу сказать вам: если вы допустите, что меня арестуют, это погубит не только меня, но и многих других, и если вы намерены меня покинуть, то умоляю вас оружием, что в руках ваших, оборвите мою жизнь и бросьте в Сену мой труп.
— В таком случае, — отвечал Морис, — я все беру на себя.
И, выпустив руку прекрасной незнакомки, сказал:
— Граждане, как офицер ваш, как патриот, как француз, приказываю вам защитить эту женщину. А ты, Лорен, если эта каналья снова разинет рот, прими его в штыки.
— Товсь[1]! — скомандовал Лорен.
— Боже мой, боже мой! — вскрикнула незнакомка, закрывая лицо мантильей и прислоняясь к столбу. — Боже мой! Сохрани его.