Волонтеры попытались обороняться; один даже выстрелил из пистолета и пробил шляпу Мориса.
— На руку! — скомандовал Лорен. «Трах, трах, трах, тара-рах, тах, тах!»
В кромешной темноте началась борьба, более напоминавшая страшную толчею. Раздались даже два залпа из огнестрельного оружия, по улице понеслись проклятия, крики, ругательства. Но никто из жителей не являлся на этот шум, ибо, как мы уже сказали, по городу носились слухи о возможной резне, и горожане, видимо, решили — началось… Два или три окна приоткрылись и тут же заперлись.
Добровольцев было меньше, и вооружены они были хуже. Они не выдержали боя; двое были тяжело ранены, а остальные приперты штыками к стене.
— Вот так-то, — сказал Лорен, — надеюсь, что вы теперь будете кроткими, как ягнята. Что касается тебя, гражданин Морис, поручаю тебе отвести эту женщину на гауптвахту городского замка. Ты понимаешь, что на тебе теперь вся ответственность.
— Да, — отвечал Морис.
Потом шепотом добавил:
— А пароль?
— Ай, чертовщина, — сказал Лорен, почесывая себе ухо, — пароль… видишь ли…
— Может, ты боишься, что я употреблю его во зло?
— Э, черт возьми, делай с ним что хочешь!
— Стало быть, назовешь? — подхватил Морис.
— Сию минуту передам его тебе, только дай разделаться с этими штукарями. Но прежде, чем расстаться, я очень рад буду дать тебе добрый совет.
— Ладно, я подожду.
Лорен отправился к своим национальным гвардейцам, которые все еще держали волонтеров в почтительных позах.
— Ну, теперь довольно ли с вас? — спросил он.
— Да, жирондистская собака! — отвечал начальник.
— Ошибаешься, мой милый, — спокойно возразил Лорен, — мы тоже санкюлоты, да еще почище тебя, ибо принадлежим к клубу Фермопилов, у которого никто не оспорит любовь к отечеству. Не беспокойтесь, — продолжал он. — В нас уже не сомневаются.
— А как ни говорите, если это подозрительная женщина…
— Если бы она была такой, то давно бы во время суматохи навострила лыжи, вместо того, чтобы тут дожидаться, как ты видишь, развязки.
— Да, — сказал один из добровольцев, — похоже на правду то, что сказал гражданин Фермопил.
— А, впрочем, мы это разузнаем. Приятель мой отведет ее в караул, а мы пока пойдем выпьем за здоровье нации.
— Пойдем выпьем, — повторил начальник.
— Конечно, у меня ужасная жажда, и я знаю один знатный питейный дом на углу улицы Тома дю Лувр.
— Вон ты какой! Давно бы тебе это сказать, гражданин. Мы очень сожалеем, что усомнились в твоем патриотизме, и в доказательство во имя нации и закона обнимемся.
— Обнимемся, — сказал Лорен.
И волонтеры исступленно стали целоваться с национальной стражей. В то время обнимали и убивали друг друга одинаково легко.
— Идемте, друзья, — гаркнули оба отряда, — на угол улицы Тома дю Лувр!
— А с нами что будет? — жалобно возопили раненые. — Неужели нас оставите?
— Как это можно, — сказал Лорен, — покинуть храбрых, которые пали за отечество, как истинные патриоты, сражаясь с себе подобными, правда, по ошибке! Конечно, сию же минуту вам пришлем носилки, а пока пойте «Марсельезу», это вас развлечет.
Потом подошел к Морису, который стоял подле незнакомки в конце улицы, между тем как национальные гвардейцы и волонтеры, сплетя руки, тянулись по площади дворца Эгалитэ.
— Морис, — сказал Лорен — я обещал дать тебе совет. Вот он. Пойдем-ка лучше с нами, чем подвергаться пересудам, защищая эту гражданку, которая, правду сказать, прекрасна, на мой взгляд, но тем более заслуживает подозрения, ибо все женщины, которые за полночь шатаются по улицам Парижа, все они ведь прекрасны.
— Милостивый государь, — сказала женщина, — не судите обо мне по внешности, умоляю вас.
— Во-первых, вы говорите «милостивый государь». Это большая ошибка. Слышишь ли, гражданка? Тьфу, пропасть, да и сам я, вместо того чтобы сказать «ты», сказал «вы».
— Ну да, да, гражданин, дай уж твоему приятелю довершить доброе дело.
— Каким образом?
— Проводить меня домой.
— Морис, Морис, — сказал Лорен, — подумай, что ты делаешь. О тебе пойдут страшные сплетни.
— Я это знаю, — отвечал молодой человек, — но как я могу оставить эту бедную женщину? В любой момент дозорные снова остановят ее.
— О, да, точно, с вами же, сударь, с тобою же, гражданин, хотела я сказать, я спасена.
— Ты слышишь, спасена! — сказал Лорен. — Стало быть, она подвергается большим опасностям.
— Послушай, любезный Лорен, — сказал Морис, — будем справедливы. Она или истинная патриотка, или аристократка. Если она аристократка, то нам не следовало ей покровительствовать, если же патриотка, обязанность наша охранять ее.