Томас установил связь, и Долл коротко доложил лейтенанту об утренних боевых действиях. Лейтенант Колдрон пришел в восторг от сообщения, что лощина очищена от противника, и еще раз похвалил Долла и солдат за участие в операции, обещая доложить результаты командиру роты. Пользуясь моментом, Долл попросил разрешения преследовать противника на холмах, подчеркнув, что тот обессилен и бежит и что мы можем нанести ему новые потери. К нашему удивлению, лейтенант Колдрон проявил трезвое понимание обстановки.
— Где вы сейчас находитесь? — спросил лейтенант.
— На краю лощины, у подножия холмов.
— Вы продвинулись достаточно далеко. Для наступления на холмы у вас мало людей.
— Но противник понес большие потери. Если мы его догоним на склонах, можно будет его уничтожить.
— Вас самих могут уничтожить. У него наверху достаточно огневых средств, чтобы обрушиться на вас.
— Он не станет обстреливать собственные позиции.
— Вы видите противника на склонах?
— Нет, сэр. Здесь очень густые заросли. Но он там, я знаю.
— Отходите назад, капрал, пока он не очистит склоны и не начнет вас обстреливать.
— Слушаюсь, сэр. Но все же я хочу сказать…
— Выводите оттуда людей. Вы выполнили свою задачу. Когда командование решит взять холмы, вам сообщат.
— Слушаюсь, сэр.
— Доложите, когда вернетесь на рисовое поле, и мы обработаем склоны артиллерией. Если противник еще там, мы выполним эту работу за вас.
— Но, лейтенант, к этому времени он будет на вершине.
— Черт возьми, бросьте мне перечить! Приказываю немедленно отходить. Я не хочу больше терять людей. Командование довольно операцией. Не хочу, чтобы теперь вы ее провалили.
— Слушаюсь, сэр.
— А теперь пошевеливайтесь.
Несколько солдат двинулись обратно через лощину, не дожидаясь распоряжения Долла. Это его взбесило, и он приказал им подождать, пока он и Томас не станут в голове и не поведут их. Он был явно раздражен решением лейтенанта и громко жаловался Томасу, что так не воюют: сначала нанесут противнику удар, а потом дадут задний ход, как раз когда он на грани поражения. Вертолеты и артиллерия нужны для того, чтобы разрушить сооружения и ослабить сопротивление, но для захвата и удержания территории противника необходима пехота. На кой черт весь этот бой, если не закрепить успех?
— Завтра чарли вернется в эту проклятую лощину, и нам снова придется ее очищать.
— Да, — безразлично согласился Томас, — так оно и будет.
— Но так не должно быть. Мы захватили лощину в должны ее удержать, а потом взять эти холмы.
— Кто это мы?
— Армия Соединенных Штатов. Мы.
— Я не Армия Соединенных Штатов. Я просто капрал Джефферсон Томас, отслуживающий свой срок. Что ты кипятишься? Ты такой же ничтожный капрал, как я, приятель. Оставь стратегию для начальства. Это его война. Неужели тебе еще не ясно?
— Раз ты здесь, это твоя война.
— Моя война — это остаться живым. Я воюю за это каждый божий день, а Армия Соединенных Штатов мне не помогает.
Идти обратно было легче: настроение повысилось, не надо было бояться мин, потому что мы держались той же тропинки, по которой уже прошли. Даже у Долла поднялось настроение. Его разгоряченный мозг начал отмечать удовлетворение лейтенанта выполненным заданием, стремление во что бы то ни стало уничтожить противника испарилось, и он стал возбужденно болтать об успехе операции и о том, что, вероятно, мы все получим благодарность в приказе, а может быть, и продвижение. А почему бы нет?
Неожиданная перемена в настроении Долла действовала мне на нервы. Я никак не мог его раскусить, если не считать, что он просто ненормальный. За полтора суток, что я его знал, он, проявлял последовательность только в одном: в ненависти к вьетнамцам. Я видел, с каким наслаждением он отпиливал палец у убитого снайпера, и потом, когда он отрезал ухо у солдата в лощине. Я подумал о его трофеях. За год он мог бы собрать внушительную коллекцию. Украсит ли он ими свой дом? Я представил себе стену с ушами и другую, с пальцами, и услышал его комментарии к каждому предмету: «Я отрезал этот палец у гука, убитого на дереве, который прижал нас к земле на Центральном плато. А это ухо. принадлежало маленькому джинку, которого мы нашли в воронке с оторванными ракетой руками. Вот это был денек! Надо было вам быть там. Мы очистили от противника всю лощину со складами военных материалов и боеприпасов. Мы потеряли пять-шесть человек, но победа стоила этого. Мы обратили гуков в бегство, но глупый начальник заставил нас отступить. А ведь можно было захватить холмы. Мы, что называется, прижали противника к канату».