Илизаров в лесу совсем другой человек. Шутит, смеется безудержно, а то вдруг замолкает и уходит в себя. Дмитрий Дмитриевич чутко улавливает его настроение, старается отстать, не мешать неосторожным шагом, разговором, пока Гавриил Абрамович вдруг не оглянется, извиняясь:
— Дмитрий Дмитриевич, простите великодушно, не заметил, как убежал вперед, замечтался…
— О новых методах лечения все думаете?
— Метод все тот же, — задумчиво отвечает Илизаров, — чрескостный компрессионно-дистракционный остеосинтез, мы даже не предполагаем, как велики его возможности. — Гавриил Абрамович разволновался, говорит быстро, сбивчиво, торопясь к главной своей мысли. — Что мы можем сегодня? Восстанавливать цельность кости, удлинять укорочение, ликвидировать ложные суставы, устранять различные деформации… Да, многие заболевания были до сих пор неизлечимы, но этого мало, надо больше!
Лицо Илизарова побледнело, словно это он сейчас, а не шекспировский Гамлет, лично для себя решает вопрос жизни: «Быть или не быть?»
— Мы должны научиться, и мы научимся управлять восстановительными и формообразовательными процессами костной ткани.
— И тогда?! — тихо спрашивает Дмитрий Дмитриевич. — Что тогда?
— Трудно поверить, что будет тогда.
— Но вы-то верите?!
— Я? — Илизаров удивленно вскидывает голову. — Конечно, верю. Мы будем лечить самые сложные заболевания, самые труднейшие деформации позвоночника, возмещать недостающие после ампутации части голени и стопы.
Лечение Шостаковича продвигается медленно, но он сам замечает, как заметно прибавились силы, исчезли жестокие приступы болей. Уже по два-три часа ежедневно играет Дмитрий Дмитриевич на пианино, восстанавливает технику.
Самая большая радость на 171-й день пребывания в больнице — Гавриил Абрамович разрешил поездку в Ленинград. Работа над фильмом «Король Лир» заканчивается, и Шостаковичу не терпится быть там: музыка, музыка не отпускает его ни на один миг.
Перед отъездом в его палату приходят журналисты областной газеты, просят сказать несколько слов читателям, которые внимательно следят за выздоровлением композитора и желают ему самого лучшего. Дмитрий Дмитриевич чувствует себя неловко, но не знает, как обычными словами выразить ему благодарность. Он скажет об этом музыкой, а пока берет предложенный блокнот и пишет слова приветствия и уважения. С радостью сообщает журналистам:
— Мой почерк становится тверже, я уже совсем хорошо пишу.
И вот он, как обычно стремительный, энергичный, на «Ленфильме». То встает за дирижерский пульт, то склоняется над нотами. И, как всегда, неизменно доброжелателен, скромен и мягок. Немногословный и сдержанный, он с восторгом рассказывает о курганском кудеснике, докторе Илизарове, о методах его лечения.
«…Я один из его пациентов, — напишет позднее Дмитрий Дмитриевич, — и знаю, что мое здоровье улучшилось, как и у многих других, кто имел возможность воспользоваться его помощью. Он часто добивается успеха там, где самые прославленные светила уже сказали свое: «Безнадежно!» Он прекрасный хирург, настойчивый исследователь и добрый, увлеченный своей работой человек».
Шостакович, чья музыка стала в искусстве явлением века, отметил в докторе Илизарове три черты, на его взгляд, самые главные: «прекрасный хирург, настойчивый исследователь и добрый человек».
А что отмечают современники в Шостаковиче?
«…Качество, о котором и написать трудно. Добро. Доброта. Милосердие… Это особая доброта: бесстрашная доброта, грозная доброта», — признается в своих записях Григорий Козинцев. И далее: «Иное дело музыка Шостаковича, тут мне и размышлять нечего: без нее, как и без переводов Пастернака, я шекспировских картин не смог бы поставить…»
Доброта в музыке. Доброта в человеке. Доброта в жизни. Движение добра от человека к человеку.
ШКОЛА ИЛИЗАРОВА
С Гавриилом Абрамовичем всегда рядом его молодые коллеги. Учатся у него, вместе разрабатывают новые методики лечения и различные модификации аппарата, ищут и находят новые области его применения в ортопедии и травматологии.
Первые ученики… Они работали с ним сначала в областной больнице, затем в госпитале инвалидов Отечественной войны. Некоторых он присмотрел в районных больницах, другие пришли сразу со студенческой скамьи. Анатолий Григорьевич Каплунов, красивый, с ровным характером и легкой рукой. Об этом прекрасно знали больные и мечтали попасть к нему на операцию. Улыбчивая Валентина Ивановна Грачева, комсомольский вожак, а позднее многие годы секретарь партийной организации. Теперь и дочь ее тоже врач, работает в том же детском отделении.