Все это происходило в разгар солнечного дня в самом центре Москвы, на забитой народом улице. Никто и пальцем не пошевелил, чтобы вмешаться...
— Это я во всем виновата, — Лис промокнула платком глаза. — Не надо было покупать эту чертову тачку.
— Брось, — сказал я. — Ты же знаешь, — дело не в тачке. Просто такая паршивая жизнь.
"Гольф" заглох в тот самый момент, когда светофор дал зеленый свет. Завелся он лишь с третьей попытки.
— Придется заехать в автосервис, — сказал я, трогаясь под вой клаксонов стоявших сзади машин. — Совсем наша старушка одряхлела. Стартер барахлит, карбюратор.
Машину Лис, разумеется, так и не нашли.
— Черт, я, кажется, забыла закрыть офис. — Она порылась в сумочке в поисках ключей.
— Да кому он нужен, этот офис?
И то верно. Дело свое Лис продала. Квартиру тоже.
— Заедешь на обратном пути, а? — Лис нашла ключи и опустила их в карман моей куртки. — На всякий случай. Ей-богу, не помню, закрыла ли я дверь на замок.
— Конечно... — Я смотрел на дорогу, но боковым зрением успел заметить, что в руке Лис было что-то еще кроме ключей.
Этим "чем-то" оказалась карточка "Виза".
— Что за дела? — спросил я, рассматривая лежащий на ладони кусок пластика.
— Твоя доля нашего бывшего бизнеса. Мы ведь компаньоны, так?
— Кончай! — Я положил карточку ей на колени.
— Ой, ну прекрати! — устало отозвалась Лис, бросая карточку в бардачок. — Ты же опять остался без работы. И потом, на счету, который я на тебя оформила, не так уж много денег. Всего десять тысяч.
— Ты же знаешь, я не могу их взять.
— Можешь. Мы хорошо с тобой поработали.
— Неплохо, — кивнул я, выезжая к перегороженному шлагбаумами паркингу перед зданием аэропорта.
Лис сунула в окошко на пропускном пункте деньги, мы проехали вверх по пандусу и остановились под навесом напротив стеклянных дверей. Я вышел, подхватил брошенную кем-то из пассажиров тележку, открыл багажник, выгрузил пару чемоданов. Лис стояла у открытой дверцы.
— Мне будет тебя не хватать, — сказал я. — Жутко не хватать.
— Мне тебя тоже... — Она жалко улыбнулась, улыбка длилась долго, не меньше минуты, пока Лис не встряхнулась и не взялась за рукоять тележки.
— Я провожу тебя до терминала.
— Да ну... Нет. Я сама. Долгие проводы — лишние слезы. Сам знаешь.
—Ты не вернешься?
— Не знаю. — Она приподнялась на цыпочки, коснулась губами моей щеки. — Помнишь, в первый день мы говорили, лежа в постели?
— Да. Только не помню о чем.
— Про неволю... — Она прикрыла глаза. — И ты говорил, что весь этот большой мир, что лежит за пределами одной шестой части света, есть, по сути, пространство неволи.
— Да. Так ведь оно и есть. И ты тоже это понимаешь.
— Конечно. Но знаешь... Пусть и в неволе, но хочется немного пожить по-людски.
"Гольф" с трудом дотащился до мастерской автосервиса неподалеку от "Войковской" — ее я приметил еще по дороге в аэропорт. Я свернул на съезде с моста направо, проехал распахнутые железные ворота, встал у ангара, открыл дверцу, но так и не вышел из машины, продолжал сидеть на месте, глядя, как "дворники" с тонким повизгиванием ходят туда-сюда, отгребая слои мокрого снега и оставляя на стекле влажную муть. И сквозь эту муть я смотрел на человека в синем комбинезоне, который, отирая тряпкой черные от масла руки, неторопливой походкой утомленного рабочего двигался ко мне. Глядя на то, как из-под слоя влажной мути проявляются знакомые черты, я не находил в себе сил удивляться. Паша тоже не особенно удивился, увидев меня за рулем старенького "гольфа".
— Я ведь был неплохим механиком, — сказал он, а я и не спрашивал его, что он делает в этом задрипанном автосервисе, просто пошел за ним следом, мы уселись на грязную лавочку под козырьком навеса, закурили, и я вместе с горьковатым дымом его "Примы" спокойно выслушал его горькую историю: месяца три назад неподалеку от чиновной Жуковки какой-то джип сбил на дороге старика; водитель, еще совсем юный, был в дымину пьян, но дело замяли, потому что юноша оказался сыном важного родителя, но замять поначалу все не получалось, потому что свидетелем наезда был Паша, — он случайно оказался в этот момент на дороге, возвращаясь с дачи приятеля, и все видел. А потом он таскался по высоким кабинетам в своем бетонном гаишном гнезде на Садовом кольце; ему советовали поступить разумно и не шуметь, но он, будучи по природе последним героем, упирался, а когда на него свирепо цыкнули в Генеральной прокуратуре, просто молча ушел.