— Marmota menzbieri, — прикрыв глаза, пробормотал я.
— Что, простите великодушно?
— Да нет, ничего. Сурок Мензбира из семейства беличьих. Такой симпатичный травоядный зверек, грызун... А что потом?
— Да ничего, я же вам говорил. Как только он подъехал, из подвала вышел человек. Немного странной наружности. Совершенно лысый, но с пышными бакенбардами.
Киса, отметил я про себя.
— Ну вот, они о чем-то быстро переговорили, а потом направились в подвал. Спустя минут двадцать этот розовощекий вышел. Сел в машину и уехал... Ах нет, не совсем так. Прежде чем сесть в машину, он полез в карман, что-то оттуда вынул. Секунду пребывал в замешательстве, как мне показалось. Отошел вон туда, к бетонному забору, размахнулся, И что-то за забор кинул. Там какая-то стройка. Уже давно.
Я проследил направление его взгляда. В глубине двора, за стеной бетонного забора, возвышалось полуразрушенное или полупостроенное здание с пустыми провалами вместо окон.
— А что у него за машина?
Старик пожал плечами:
— Просто машина. Автомобиль.
Я улыбнулся, сочтя собеседника братом по крови: в наших глазах мир отливался в простые формы самых общих понятий. Дом — просто дом. Дерево — просто дерево. А машина — просто машина.
— Цвет — темно-вишневый, — тихо добавил он, опустив тяжелые веки и ощупывая деревянными пальцами висок. — Приземистый такой автомобиль, форма обтекаемая... И какой-то значок на решетке радиатора...Похож на цветок. Да, красный трилистник.
Красный трилистник — это "мицубиси".
Чем дольше он неторопливо шарил в потемках своей памяти, тем больше возрастало мое напряжение.
Будто подталкивая, я опустил ладонь на его сухое колено. Если старик припомнит номер, я его расцелую.
Он медленно моргнул в ответ на мой вопрос.
— Нет, не помню. Только две цифры... Восемьдесят два. И буква "эс". Цифру я запомнил потому, что в восемьдесят втором году умерла моя жена... — Его глаза враз сделались отрешенными. — А что касается буквы... Мне вдруг показалось, что я увидел фрагмент ее надгробного камня. Даты жизни. Фамилию и инициалы. Ее звали Соня. Как странно устроена наша память, да?
— Спасибо. — Я с искренним чувством благодарности похлопал его по колену, вспорхнул с лавочки, полетел в сторону стройки и очень быстро нашел то, что искал: в серой горке цементной пыли, выползшей из мешка с распоротым брюхом, тускло поблескивали ключи.
Спрыгнув на землю, я отряхнул запылившиеся брюки и протянул Коте, поджидавшему меня у забора, раскрытую ладонь:
— Ваши?
Он недоуменно осматривал связку и кивнул.
— Ну так войдем. Добудем твои права.
Marmota menzbieri в самом деле безобидный зверек, питающийся сочной зеленью побегов, но тот экземпляр, что наведывался в подвал часа три тому назад, как видно, давно забыл о своей травоядной природе — в застойном воздухе подвала, настоянном на запахах порока, я тут же, едва мы с Котей оказались у барной стойки, уловил два сладковатых аромата. Первый был отчетлив — так пахнут пороховые газы. Второй размыт, менее внятен, но я его тоже опознал: это был запах свежей крови.
Киса, наверное, и в самом деле любил брусничное желе. Но не настолько же, чтобы улечься в сладкую жижу лицом вниз.
Наелся он на всю оставшуюся жизнь — ему выстрелили в затылок.
Острый приступ голода настиг меня именно в тот момент, когда в застойном воздухе подвала я уловил запах свежей крови. И я уже ничего не мог с собой поделать: наскоро распростившись с Котей, наказал ему вызвать милицию, а сам полетел домой, торопясь успеть до закрытия продуктового магазина. Нельзя сказать, что этот продмаг сильно отличался от остальных ассортиментом или же ценами, но он имел огромное преимущество: в нем был выделен небольшой закуток под мясной отдел.
У магазина был договор с подмосковным хозяйством, и потому на витринном лотке лежали не заскорузлые полуфабрикаты в закатанных мутноватой пленкой пенопластовых ванночках, но настоящая свежатина — в меру сочная, источающая так сладко тревожащие обоняние запахи пропитанной кровью плоти.
Я взял четыре толстых говяжьих ломтя. Продавец в замызганном белом фартуке на голом торсе лишь озадаченно кхекнул, протягивая мне пакет.
У него были отвратительно грязные пальцы с траурными ободками под ногтями, однако соображения гигиены меня в тот момент не волновали — голод не тетка. Я едва дождался, когда раскалится сковорода, не смазанная маслом. Мясо, не приправленное солью и перцем — они лишь портят вкус продукта, — едва успело покрыться корочкой, как тут же перекочевало на тарелку: бифштекс лишь тогда съедобен, когда обильно набухает кровью, это каждому охотнику известно.