Выбрать главу

Младшая сестра Элеоноры, Элизабет, была любимицей семьи. Хорошенькая, веселая, озорная, она могла быть, когда требовали обстоятельства, очень серьезной. Всеобщая любовь не избаловала ее: Элиза стремилась помочь каждому, глубоко переживая огорчения близких. Молодые люди, принятые у Дюпле, наперебой ухаживали за Элизой, но до сих пор еще никому не удавалось проникнуть в ее сердце. Никому, пока не появился двадцатипятилетний Антиной, с первой же встречи поразивший воображение девушки и почему-то не пожелавший этого заметить…

Воспитание барышень Дюпле не отучило их от домашней работы. Девушки умели стирать и гладить, шить, вязать и чинить белье, а также помогали матери на кухне; в доме не было постоянной прислуги, лишь для большой уборки дважды в месяц приходила женщина из Шуази, где жил и работал брат Мари-Франсуазы, столяр Жан Пьер Вожуа.

Семьи Дюпле и Вожуа находились в близких отношениях и часто встречались домами. По праздничным дням в хорошую погоду Морис Дюпле, заложив старый рыдван, со всем семейством отправлялся в Шуази, к шурину на обед; впрочем, обед был предлогом; просто хотелось отвлечься от городских забот, отдохнуть на природе. Младшие Дюпле иной раз оставались в Шуази: очень уж был им люб старый уютный дом дяди Вожуа, с тенистым садом, спускавшимся прямо к Сене, — Элиза с восторгом рассказывала обо всем этом Сен-Жюсту.

Антуану нравились Дюпле, ему было приятно наблюдать внимание и заботу, которыми все члены семьи окружали его старшего друга. Он стал завсегдатаем «четвергов» гражданки Дюпле, когда вечерами, после заседания в Клубе, в ее гостиной собирались ближайшие соратники Неподкупного, чтобы, ненадолго отвлекшись от политических споров, поговорить об искусстве, послушать музыку и пение или просто поболтать о том о сем. Иногда устраивались литературные чтения, и Робеспьер становился героем дня: он прекрасно декламировал стихи Корнеля и Расина — своих любимых поэтов.

И вот, когда Антуан совершенно свыкся с новыми друзьями, как раз в период процесса короля, здесь развернулись домашние события, печальные и комические одновременно.

Поскольку вместе с Максимильеном Робеспьером в Конвент был избран его младший брат, Огюстен, супруги Дюпле из уважения к своему знаменитому постояльцу выделили комнату и его брату. С ним поместилась сестра Шарлотта, еще раньше приехавшая из Арраса. Сен-Жюст уже в первые дни пребывания в Париже познакомился с Огюстеном, а потом они сидели в Конвенте на одной скамье. Что же касается Шарлотты, то, хотя Антуан и видел ее несколько раз у Дюпле, он едва раскланивался с нею: девушка держалась очень гордо и отчужденно, «четверги» посещала редко и на них не удостаивала разговором никого из присутствующих. Максимильен болезненно переживал эти особенности сестры. «У нее доброе сердце, — словно в оправдание говорил он Сен-Жюсту, — но такой уж она родилась, с этим ничего не поделаешь…» И только раз как-то к слову он заметил: «По-видимому, она ревнует меня к нашим хозяевам».

Антуан про себя только посмеивался и от души сочувствовал другу. Однако один разговор его насторожил.

— Ты думаешь, — вдруг без видимой причины спросил его Робеспьер, — что я живу нахлебником у Дюпле? Ошибаешься. Я плачу столяру за нас троих тысячу ливров ежегодно!

— Помилуй, — пожал плечами Сен-Жюст, — мне-то какое дело?

— А такое, что я жду от тебя совета. Кое-кто считает, что мне неудобно здесь оставаться: это выглядит не совсем прилично… Ты понимаешь меня, надеюсь?

— Абсолютно не понимаю.

— Ну что здесь понимать… Ведь я, скажем без ложной скромности, все же видный депутат Конвента, а выгляжу точно приживала, не имеющий ни своего угла, ни своей семьи…

— Ах вот что тебя волнует… Но ведь здесь-то как раз есть и твой угол, и твоя семья.

Максимильен поморщился.

— Пожалуй… И все же временами я чувствую себя не в своей тарелке. Да к тому же здесь молодые девушки. Не компрометирует ли их подобная ситуация?

— Какая чепуха!

— Может, чепуха, а может, и нет… Но оставим этот разговор.

Этот разговор Антуан вспомнил через несколько дней, придя к Дюпле и увидев заплаканное лицо Элизы. Не желая смущать девушку, Сен-Жюст сделал вид, будто ничего не заметил.