Сен-Жюст криво усмехнулся.
— Вы могли бы составить список жертвователей?
— Он готов, гражданин комиссар. Вот, возьмите. Здесь проставлены примерные суммы и указаны имена патриотов, готовых внести их.
Старик протянул сложенный вчетверо лист бумаги.
— Ну что ж, это похвально. — Сен-Жюст снова усмехнулся, помолчал, а затем вдруг, взглянув в окно, спросил совершенно иным тоном: — Вы приехали в карете?
— Разумеется. У меня больные ноги.
— У вас прекрасные лошади.
Мейно промолчал. Ему явно стало не по себе.
— Армия испытывает острый недостаток в лошадях, — ледяным тоном продолжал Сен-Жюст. — Вам придется сдать лошадей в артиллерийский парк. Сдайте заодно и карету.
Мейно молчал. Он был красен как рак.
— Вас сопровождали люди. Это лакеи?
— Закон не запрещает иметь слуг.
— Не запрещает. Но они молоды и здоровы, а у нас не хватает солдат. Им придется вступить в ряды армии.
Мейно вытирал шею клетчатым носовым платком.
— Мы не задерживаем вас больше, — сказал Сен-Жюст и отвернулся.
Он долго смеялся. Его забавляло недоумение друга.
— Зря ты его так, — сокрушался Филипп. — Ведь пришел он с благой целью!
— С благой целью? Так ты и правда ничего не понял?
— А что здесь понимать?
— Изволь, растолкую. Эта хитрая лиса приползла прямо из становища врага, чтобы бросить пробный шар и попытаться заткнуть нашу жадную глотку. Он решил дать нам нечто, чтобы мы не забрали все.
— Ты так думаешь?
— Уверен. «Кто сотню, кто тысячу»! Ха-ха-ха… А что скажете, почтенные господа, если мы попросим несколько миллионов?.. Короче говоря, этот прохиндей оказался ротозеем. Он подсказал решение. Мы поддержим их идею и устроим принудительный заем.
— Ну и хитрец же ты!
— Поневоле станешь хитрецом с подобными фруктами. Однако возьми-ка перо и бумагу — попробуем набросать черновик…
Утром 10 брюмера граждане Страсбурга читали указ народных представителей Сен-Жюста и Леба, расклеенный на всех улицах и площадях:
«…Убежденные в том, что родина не имеет неблагодарных сыновей, осведомленные о готовности граждан департамента Нижний Рейн… принять меры для изгнания врага, тронутые глубоким чувством, с которым состоятельные граждане Страсбурга выражали свою ненависть к врагам Франции и желание содействовать победе над ними…»
Обыватели читали. Им были хорошо известны все эти формулы и обороты, они пропускали их, спеша добраться до сути. А вот и суть:
«…Будет проведен заем в 9 миллионов ливров с граждан Страсбурга, список которых прилагается… Сумма займа должна быть внесена в течение 24 часов. 2 миллиона из общей суммы пойдут на оказание помощи неимущим патриотам Страсбурга, один миллион будет использован для укрепления крепости и 6 миллионов будут внесены в кассу армии».
Далее следовал список. Первые места в нем занимали промышленник Дитрих, крупные финансисты Серф Берр и Золикофер, негоцианты Мейно, Дилеман, Паске и Ливо. Не были забыты Тюркгейм и профессор Кох. Каждый из этих господ должен был уплатить максимальный взнос — 300 тысяч ливров. Далее шли более мелкие дельцы — торговцы и ремесленники средней руки, владельцы ресторанов и кафе, аптекари и парикмахеры, адвокаты и священники; взносы их уменьшались пропорционально состоятельности, самый мелкий равнялся 4 тысячам ливров…
…Позднее Сен-Жюст вспоминал, как трудно было взыскивать установленные суммы. Пришлось применить «малый террор»: начались обыски и аресты. Кроме того, он лично кое-что придумал и гордился этим…
В тот же день он вызвал военного коменданта.
— Генерал, — спросил он Дьеша, — в городе есть гильотина?
Дьеш просиял.
— Что, начнем рубить головы, гражданин комиссар?
— Потрудитесь ответить на вопрос.
— Никак нет, гражданин комиссар, в городе нет гильотины.
— Знаете ли вы ближайшее место, где она есть?
— В Мольсеме, гражданин комиссар. Там еще до вашего приезда по приговору Шнейдера отрубили голову нескольким изменникам.
— Прекрасно. Распорядитесь, чтобы к вечеру инструмент был доставлен и собран на центральной площади Страсбурга.
— Будет исполнено. — Дьеш улыбнулся и снова спросил: — Что, начнем рубить головы, гражданин комиссар?
Он тут же раскаялся в своем вопросе. Сен-Жюст, прежде чем ответить, держал свой тяжелый взгляд на нем в течение целой минуты. Затем сказал: