А к царственной красавице Наине,Что скажешь – каждый сильно вожделел.Как Лазарев немного отдалился,Другие её стали осаждать,И слух прошел – попробовать возможно.И кое с кем она была близка.Конечно – до означенной границы.
Но Лазарев не изменял любви,Наина – не сказать, что разлюбила.А просто жизнь немного развела.
И вот, она уехала в Москву.И Коля бы, наверное, женился:Устал от многочисленных подруг,Пресытился их постоянной сменой.А он хотел невесту для семьи.
И тут ему Наина позвонила.
– Я приезжаю, может, на три дня.Ты сможешь быть на эти дни свободен? —
– Ты странные вопросы задаешь.Давай, я за тобой сейчас приеду. —
– Билет на завтра. Встретимся. Целую. —– Ну, если так, то я тебя люблю.Как время мне убить до этой встречи? —Она взяла билет на самолёт.А он же девушку, что он считал невестой,Слетать в Новосибирск уговорил.Там старшая сестра её жила,Так он сказал – пусть едет повидаться.
А сам же он поехал в тот район,Под городом, где брата дом построен.Поскольку там, совсем в дремучей чаще,Земли купил, наверное, с гектар.И выстроил родителям сюрприз —Огромный сруб из вековых деревьев.И то крыло, что строил для себя,Всё полностью он техникой напичкал,Компьютеры, и разное чего.
На страже там был верный Тахтамыш.Так – Коля приезжал распорядиться —Три дня его не надо доставать.
* * *
Летать Наина Львовна не любила.Вернее – время тягостно теклоВ бездеятельном длительном полете.И Томск – не очень близкий-то конец.
Претило ей быть в клетке самолёта,Фальшивой птицы, чуждой для небес.Она не научилась расслабляться.А тут ещё энергия полетаНаслаивала свой коэффициентНа смуту её пламенной души,Подвинувшей лететь через пространство.И через время, если точным быть.
Но в этот раз так много было мыслей,Наплывами они врезались в думы,И близко от границы атмосферыНад суетным, земным трудился мозг.
«Других устраивал тупой ярлык «цыган»,И только мне тогда пришло решенье,Что где-то в предках точно – Ганнибал.Отсюда ты и смуглый, милый Коля!Арап был в Томске. Умер Петр Первый.Тогда – то в нашу Томскую губерню,Отправили сподвижника Петра.
А может, и действительно цыган?Что толку во всём этом разбираться.Всегда была зацикленной девицей,И ей осталась, ясно, до сих пор.Но, чувствую, готова к обновленью».
Эмоции переполняли грудь.И мощный монотонный рев моторовЗвучал, как будто тремоло в оркестреВ преддверьи кульминации пути,Что ноты напророчили ей в Томске.
Вопросов не было – причем тут Николай?Он был настолько значимой фигуройВ судьбе всегда мечтательной Наины,Что выход из московских обстоятельств,Она не сомневалась – лишь один.
«Он – нежный. Где же мог тогда мальчишка,Взять силы – удержать перед соблазном,Такую демоническую мощь,Его прекрасного мужского естества?
Когда – прабабушкой завещанный «цветок»…,Она задумалась, что смысл немного спутан.«Прабабушкин наказ хранить «цветок».(Устроила какой-то заповедник).Я верила, что надо сохранять!
И так люблю прабабушку Агату,Хотя лишь только слышала о ней.От дочери её, от Розалинды,Своими примитивными мозгами,Досадно – не пошедшей в свою мать.Но знавшей наставления Агаты.
Хотя, наверно, это ерунда.Но всё-таки, я уважаю принцип,Который в человеке должен быть.Поэтому сейчас лечу к тому,Кто мой «цветок» сорвать имеет право.
В конце концов – причём тут эфиоп?Он Коля Лазарев, и никогда никтоМной не был так любим, в нём юность страсти.
Вот если бы я даже и разбилась,Трагедия, какая вдруг стряслась,То это ничего, когда на взлётё.Пускай – «ценою жизни ночь мою»,Ведь я лечу сейчас за этой ночью.Потом прочту, как Пушкин написал.
Ведь если что случится с самолетом,За чувство – своей жизнью заплачу.
А то, какой-то там специалист,Назначенный врачом в научном центре,Сеанс со мною будет проводитьЦелительным лечебным брачным сексом.Там, в Томске, у меня целитель есть».
Стюард сказал, что скоро «Боташово»,Томчане так зовут аэропорт.