Нельзя сказать, что попаданец действовал исключительно во благо Руси и славян. Нет, ему хотелось не просто пресечь немецкую экспансию и сделать государство еще одним центром славянского мира – пусть даже региональным. Были и другие мысли – оставить своим детям хорошее наследство, восстановить (или основать – неважно) династию.
Разговор о религии так и не состоялся. Австриячка все-таки немного прижала католических иерархов и во владениях Померанского, те стали вести себя более адекватно.
Глава восьмая
Оформление «наследства» тянулось, и время от времени приходилось выезжать то в Вену, то куда-то еще. Выступление в суде, организация плебисцита[18]…
К апрелю 1773 года вопрос с Мекленбургом был решен, и он взошел на престолы под одобрительный рев толпы. Одобрение было тщательно подготовлено – агенты Рюгена рассказывали, как хорошо им живется под его властью, да какие перспективы… Но главным козырем в борьбе за подданных стали законы.
Как-то неожиданно для него самого Померания вошла в число стран с наиболее разумными и передовыми законами, что признала даже Англия, пусть и нехотя. Некоторые вещи, очевидные для попаданца, для жителей европейской провинции восемнадцатого века оказывались немыслимым откровением. Всеобщее образование, какая-то социальная защищенность, добровольная (!) служба в армии с последующими льготами[19], причем на службе не лупили почем зря, нормально кормили и одевали! Были законы, защищающие производителей и фермеров, преподавателей… Этакий островок справедливости и закона, выгодно выделяющийся на фоне германского феодализма.
Отмена крепостного права и большинства феодальных привилегий, отмена таможенных пошлин между Померанией и Мекленбургом, снижение ряда налогов и частичная их отмена… И все это – прямо сейчас, как только он станет законным правителем! Не только агенты, но и стоявшие на постое солдаты и офицеры рассказывали с гордостью о достижениях Померании, и вот уже они воспринимаются жителями не как оккупанты, а как СВОИ, как освободители от гнета, а Рюген – воплощение идеального государя.
Для жителей двадцать первого века такое прозвучало бы диковато, а для жителей восемнадцатого, которых освобождают от участи крепостного и наделяют хоть какими-то правами и социальной защитой… Слава Государю!
«Тянучка» с судами дала возможность Рюгену привести в порядок и другие дела…
– Милый, я все понимаю, – с деланным ужасом проговорила Наталья, – но девять! Понимаю, что мужчина с твоим темпераментом, да еще и отсутствующий месяцами, не сможет удержаться… Но девять бастардов!
– Беру пример с Августа Сильного[20], – шаркнул ножкой Игорь, и супруги захихикали.
Отношение к изменам, особенно к мужским, в этом веке было снисходительным, так что на фоне подавляющего большинства вельмож и правителей Рюген был едва ли не образцом скромности. Во всяком случае, ему и в голову не приходило селить своих пассий в соседние покои во дворце и выводить их в свет, представляя как официальных любовниц. А тут… Да подумаешь, девять бастардов, которых он признал как таковых и даровал официальное дворянство с гербом и небольшие поместья. В конце концов, род Грифичей не должен пресечься, и, если что-то случится с законными потомками, бастарды продолжат род – случай в европейской практике нередкий.
Ход с бастардами получил неожиданное продолжение. Юрген фон Бо, глава разведки и контрразведки, предложил не просто дать поместья, а дать их рядышком с городами, где не было резиденций герцога.
– Сир, навестить ты их сможешь и так, – чуточку флегматично сказал мужчина, садясь на предложенное кресло, – но твоя супруга не будет видеть их. И пусть она спокойно относится к… такой ситуации, но зачем ее нервировать?
– Второй слой, – попросил принц.
– Города, рядом с которыми будут поместья твоих бастардов, не будут чувствовать себя обделенными. Если уж поселишь рядом своих детей да будешь хоть изредка навещать их…
– Понял. – Вольгаст откинулся на спинку кресла и начал постукивать пальцами по подлокотнику. – Да, согласен с тобой, выгод от такого шага предостаточно, и уж точно больше, чем недостатков. Решено.
Следующим шагом было учреждение собственных орденов – пора уже, все-таки государство переросло «игрушечные» размеры. Долго Рюген не думал – имена святых, как принято было в эти времена, ему не слишком нравились. Нравились же названия «говорящие» – вроде «красного знамени» или «славы». После некоторого размышления от «Славы» пришлось отказаться – нужна была хоть какая-то христианская зацепка, иначе выходило вовсе уж неприлично.
19
В Европе того времени да и значительно позднее в армию нередко набирали прямо из тюрем, а схваченным преступникам могли предложить службу как альтернативу КАТОРГИ (в США и сейчас в некоторых случаях человек может выбрать армейскую службу вместо тюремной отсидки). Хватали людей прямо на дорогах и проводили облавы, после чего в армии появлялись солдаты.
20
Август Сильный – король Саксонии и Польши в начале восемнадцатого века. Совершенно развалил экономику, а прозвище «Сильный» получил как неутомимый бабник и отец огромного количества внебрачных детей – по слухам, до трехсот.