- Да ну? Зачем столько? – моментально простучал по клавиатуре наш герой.
- Для разных длин бус, разных величин, цветов и форм бусинок, материалов из которых они сделаны. Они просто помешаны на бусах. Все по десять-двадцать штук за раз носят.
- Вот это да.
«Точно! – загорелся Борис. – Надо использовать слова разных народов! Каждый народ по-разному воспринимает мир, каждый обрастал словами согласно своему восприятию. Для кого-то важны бусы, для кого-то позы и положения в пространстве. Кто-то заострял внимание на лицах и телосложениях… Эврика! Я смогу описать всё! Я смогу описать абсолютно всё, используя разные слова!»
Десять лет кропотливого изучения разных языков народов мира – он делал это с большой командой лингвистов, - позволили ему насытить свои книги так, что после их прочтения уже не хотелось читать никого другого.
Наш герой купался в океане слов, вальяжно доставая с любой глубины необходимое и вставляя туда, где ему было самое место. Южная Америка подарила ему сотни названий разных частей тела, Австралия – множество точных и сочных эпитетов для описания лиц, Западная Европа – разнообразила письменную обрисовку действий всех живых созданий, сделав её точнее, чем на картинах и почти такой же точной, как в кино. Каждый континент и практически каждый народ «влили» в маленькое море его словарного запаса свои речки и сделали его океаном.
Из гигантского массива доступных ему слов и оборотов речи, он выбирал те, которые не только точнее передавали его мысли и настроение, но и красивее, созвучнее сочетались с другими, слепляясь в уникальный, захватывающий шедевр глубокой философии, острого юмора и ласкающего сознание благозвучия.
Поначалу читатели терялись из-за обилия незнакомых слов и часто обращались к специальным сноскам с их объяснениями в конце книг. Потом привыкали к «изобретениям» других и зачастую далёких народов, впитывали их и относились как к родным.
Маэстро добился своей цели - теперь он был более, чем доволен своими работами.
А Провидение добилось своей. Бешеная популярность Бориса и повсеместное чтение его книг познакомили человечество с новым, уникальным языком – объединённым языком всех людей. В нём было всё нужное для описания любых явлений, действий, созданий, чувств, вещей, положений, поз, растений… В общем, всё, для того, чтобы не повторяться, легко, красиво и быстро объяснять и описывать, что угодно и не задействовать в своих объяснениях и описаниях жесты и ругательные слова.
Наш герой горел мечтой стать величайшим писателем всех времён и народов. И стал им. Ещё при жизни. После смерти он был признан мессией, который привёл человечество к единому, уникальному языку и положил начало сплочению народов и братству между самыми разными людьми.
- Он восстановил то, что было разбито при строительстве Вавилонской башни, - говорили те, кто любил красивые легенды.
Качели
- Что эта курица себе позволяет?! – вскрикнула Айгерим, вскочив со скамейки, и побежала в сторону качелей.
Крепкие ноги легко несли её грузное тело по детской площадке, заставляя ползающих насекомых в панике разбегаться и проклинать судьбу за то, что они не летающие, родителей с тревогой искать глазами своих детей и облегчённо вздыхать, находя их в стороне от траектории «сорвавшейся в горизонтальном направлении живой скалы», а детишек – тех, чьим родителям не пришлось облегчённо вздохнуть, - разбегаться, рассеиваться и провожать нахмуренными взглядами «её полёт».
Резкое перемещение большого тела в пересечённом ребятишками пространстве было замечено всеми присутствующими. Оно было замечено самим пространством и временем этого небольшого, окружённого высотными жилыми зданиями двора и летнего вечера, ибо пронзило и поразило их своей целеустремлённостью, решительностью, яростью, консолидацией всех сил организма и души, твёрдым намерением не отступить ни перед чем и полным пренебрежением к любым возможным последствиям. Пренебрежение было настолько полным, а любые возможные последствия настолько любыми, что с лёгкостью поглотили бы своей полнотой и разнообразием даже смерть… Да что уж смерть, - они впитали бы, «не моргнув глазом», даже мучительную смерть и даже – с тем же условием про моргание глаза, - мучительную жизнь. В общем, пространству и времени этого заурядного двора и ничем ни примечательного вечера довелось наблюдать то, что наблюдали их прославленные и увековеченные в архивах новостей, исторических трудах и легендах «коллеги». То, что демонстрировали сыны и дочери рода человеческого, когда жгучие желания, нужда, безысходность, отчаяние, мечты и тому подобные стимулы заряжали их на какие-нибудь великие дела.