В романе «Художник неизвестен» Каверин пишет: «…Я отдохнул, очнулся, и мне просто казалось, что поездка в места, лишенные иллюзий, поможет мне яснее увидеть границу между мечтаниями и бытом, без которой очень трудно работать и жить». Разумеется, это — признание не писателя, а его лирического героя, но здесь они практически неотделимы, что, к слову сказать, позже тоже будет восприниматься как одна из важнейших черт творчества Вениамина Александровича Каверина.
О романе «Художник неизвестен» Вениамин Каверин почему-то ничего не сказал в «Очерке работы», хотя критики снисходительно отмечали позже, что это была последняя книга, в которой автор «отдал дань своим иллюзиям насчет искусства интуитивного, отрешенного от жизни». Это не совсем так, потому что творчество художника Архимедова устремлено не в отвлеченный мир грез и фантазий, а, по его мысли, адресовано будущему — детям, которым суждено вырасти гражданами нового мира. А для этого надо вернуть некоторым словам их первоначальный смысл. В частности, слову «романтика», о котором Архимедов говорит: «Поверь мне, что это стенобойное орудие еще может пригодиться для борьбы с падением чести, лицемерием, подлостью и скукой… Против лицемерия, бесчестия, подлости и скуки нужно бороться с ребенком на руках. Он поможет мне. Он докажет, что победителями будут наши дети».
А ближайшей своей задачей Архимедов видит «уничтожение права на машинальное существование». Если вдуматься, мы осознаем, как на новом витке исторической спирали, спустя почти столетие эта проблема вернулась к нам во всей своей остроте и неразрешенности. Может быть, неразрешимости? Потому что эта задача, тема, проблема неразрывно связана с другой — творческого дара, который неизбежно соединяется с личностным даром, позволяя ощущать чужие страдания как свои, а свои как овладевшие всем миром.
Верно отметили О. Новикова и Вл. Новиков: «Художник — там, где боль. А там, где художник, вблизи, вокруг него, — боль сгущается, усиливается… Биографическая трагедия — плата за художественные прозрения, за радость творчества и будущую радость тех, кому предназначены его результаты… Без трагедии, без преодоления трудностей нет художника».
Как не вспомнить здесь констатацию А. И. Герцена: «Мы — не врачи, мы — боль…»?
В статье «Чувство пути», опубликованной в журнале «Вопросы литературы» в 1982 году, Вениамин Александрович Каверин называл прототипами Архимедова Велимира Хлебникова и Николая Заболоцкого. Мы же вправе продолжить этот список не менее громкими и значимыми именами…
Как представляется, то сложносочиненное повествование, которое Вениамин Александрович Каверин ювелирно сплел в своем романе, свидетельствует об усложнении творческих задач. Писатель, может быть, отчасти интуитивно, но уже поставил их перед собой, ни в коей мере не отказываясь до самого конца своего долгого и славного пути от увлекательности, авантюрности, точно выстроенной интриги, составивших одну из главных черт его яркого, захватывающего творчества.
И в этом смысле очень важным представляется в романе «Художник неизвестен» рассуждение о времени.
«Знаете ли вы, что такое возвращение времени?
Это когда среди разговора или даже в одиночестве вы вдруг начинаете прислушиваться к себе со странным чувством человека, вступающего в новый круг своей жизни.
„Мне кажется, что это было со мной однажды“, — говорите вы, и все соглашаются, припоминая, что это как-то случалось и с ними. И вы долго потом бережете это чувство, быть может потому, что оно кажется вам границей, которую время проводит между возрастами человека, — а возрастов ведь гораздо больше, чем детство, юность, зрелость и старость. Врачи называют это явлением ложной памяти. Но это совсем другое. Это мотор времени перестает стучать, и оно бесшумно спускается вниз планирующим спуском».
И многое из того, что «кажется», оборачивается внезапно обостренной памятью о том, что действительно было, свершилось в жизни…
Так еще в самом начале 1930-х годов Вениамин Каверин объяснил одну из загадок своего творчества и его притягательности для нас, живущих в XXI столетии: возвращенное время «бесшумно спускается вниз планирующим спуском».
Совершенно особое значение приобретает эта формулировка, когда речь идет о мемуарной литературе. Поэтому мы еще раз вспомним ее в главе «Возвращение времени».