Когда сегодня перечитываешь роман Вениамина Каверина и пересматриваешь фильм Владимира Фетина, многое встает на свои места и в переосмыслении собственной жизни. И главное, что, на мой взгляд, великолепно удалось Людмиле Чурсиной в «Открытой книге», это процесс движения к себе сильной, не сдающейся никому и никогда личности, процесс самопознания, в котором одинаково важны мотивы личные и общественные, самой жизнью сплетенные между собой куда более тесно, чем мы это зачастую осознаем.
А разве Вениамин Каверин писал свой роман о другом?
Может быть, и в оценке этой картины свою роль сыграла наша приверженность к стереотипам? Прочитав роман, каждый нашел для себя свою Татьяну Власенкову — вовсе не такую вызывающе красивую, какой была актриса, не так порой подверженную рефлексии, как выстроил ретроспективу жизни героини режиссер Владимир Фетин…
Скорее всего, отчасти и эти «мотивы» присутствовали в восприятии «Открытой книги».
В своей последней книге «Эпилог», рассказывая о том, как принимали каждую из трех частей романа, публиковавшихся с большими перерывами, Каверин много пишет о времени, диктовавшем не только критикам, но и ему самому немало «отступлений от истины», умолчаний. О фильме Владимира Фетина он говорит всего одной фразой отрицательно, не объясняя такого восприятия. Но, кажется, здесь писатель немного не прав — режиссеру тоже приходилось «пристраиваться» к времени, к его неумолимым законам, какими бы бредовыми они ни были.
А спустя всего четыре года появилась на экранах вторая экранизация романа «Открытая книга» — на этот раз девятисерийная лента, снятая режиссером Виктором Титовым. В числе трех авторов сценария снова был Вениамин Александрович Каверин. Здесь удалось избежать многих упреков, высказанных Владимиру Фетину (хотя попробуй разобраться в них, если один критик пишет, что в фильме «подкупает… поразительная достоверность быта, правда внешних примет жизни героев. Уют провинциальных домиков, аскетизм 20-х годов, холодная шикарность кабинета и квартиры Крамова, типичная для такого рода людей, — всё это воссоздано в картине с большим мастерством и тонким пониманием особенностей каверинского реализма», а другой отмечает, что «в фильме бегло показана провинциальная Россия эпохи революции и Гражданской войны, почти нет Ленинграда двадцатых годов, Москвы тридцатых…»), но фильм оказался неоправданно растянутым.
Почему столько внимания я уделила на этих страницах экранизациям? Ответ на этот вопрос до примитивности прост. Если на протяжении всего лишь четырех лет, весьма незначительного отрезка времени, два разных режиссера обращаются к одному и тому же роману, — это может означать только одно: по законам читательского и зрительского спроса «Открытая книга» стала по-настоящему востребованным произведением, позволяющим «обозреть» как свою жизнь, так и жизнь всей страны на протяжении трех с половиной десятилетий, а пытливым молодым читателям и зрителям давала возможность прислушаться к себе, к своему внутреннему миру и выстроить его так, как положено. Судьбой. Культурным опытом. Генетической памятью, в конце концов.
В книге О. Новиковой и Вл. Новикова справедливо отмечается одна из главнейших особенностей «нового стиля» Вениамина Каверина: «Каверин… предпринял попытку освоить повествовательный темп, пропорциональный стабильному течению самой жизни в ее повседневном, молекулярном измерении… Драматическое начало подчинено в „Открытой книге“ эпическому и трансформируется им. За этим стоит особое, новое для Каверина соотношение индивидуальных человеческих судеб и жизни в целом… „Открытая книга“ дает исключительно „взрослый“ взгляд на мир: уже в первой части детские впечатления Тани скорректированы мироощущением доктора Власенковой… Новый поворот в творческой биографии Каверина, жанровые сдвиги в его работе были связаны и с углублением житейского опыта писателя».
На страницах книги исследователей приводится и важнейшая цитата из очерка Вениамина Каверина, посвященного Эммануилу Казакевичу: «Толстой чем силен: кроме прочего тем, что овладел ритмом жизни… Опоэтизировать обыкновенное, а не выискивать среди обыкновенного поэтичное, вот, мне кажется, верный путь». Это — из дневника Казакевича, и, прочитав его, Каверин, вероятно, еще больше утвердился в мысли попробовать поработать над эпическим ритмом и течением прозы. Задача сложнейшая, но до чего же увлекательная!..