Ёжась от холодного ветра, без всякого толка бродили мы по странной местности, окружённой уже безлистыми деревьями. С их ветвей во множестве свисали разноцветные лоскуты и ленты, частично выгоревшие, частично яркие — свидетельство того, что современные язычники продолжают считать это место священным. Казбек издали фотографировал нас.
Это и вправду раздражало.
— Нодар, вернёмся в город! Если тут все опустошено, на что ты рассчитываешь?
— На тебя. Не может быть, чтобы грабители чего‑нибудь не проглядели. Так не бывает.
Пока мы разговаривали, Хасан зашёл в вагончик, вышел оттуда с ломом и стал бессмысленно огибать кладбище, постукивая по почве и по камням. Не знаю почему, но его действия навели меня на простую мысль.
— Нодар, если здесь христиане хоронили людей, то была и церковь?
— Даже развалин не осталось.
Именно в этот момент я понял, что нужно делать.
Пошёл, а потом побежал к центру капища, раскинул в стороны руки и, представляя себе некую церковь, взмолился: — «Господи, Иисус Христос, если есть на то Твоя воля, помоги мне!». Молясь, повернулся вокруг своей оси несколько раз, пока ладонь левой руки не почувствовала некое сопротивление. Словно наткнулся в воздухе на невидимую струну. Пошёл, держась струны, боясь потерять её. Все‑таки споткнулся о косо выступающую из земли крышку гроба. Упал.
Поднимаясь, с досадой увидел фотографирующего меня Казбека. Крикнул — «Перестань. Не надо! Мешаешь!».
И увидел, как Нодар подбегает, даёт ему по шее, отнимает фотоаппарат.
Что‑то во мне дрогнуло. Перевернулось. Я вдруг почувствовал себя Казбеком. Жалким человеком с усами, в выгоревшей узкополой шляпке. Буквально Казбеком со всеми его потрохами. Мне кажется, если бы я тогда заговорил, заговорил бы его голосом… И мысли какие‑то не мои пронеслись. Почему‑то в сознании всплыла та самая несчастная девушка из духана — Тамрико…
В считанные секунды всё это случилось.
Но вот я уже снова шёл, нащупав невидимую струну. Шёл к краю кладбища, к поросшему кустами уступу горы.
— А здесь искали? — крикнул я стоящему поодаль Нодару. Рядом, опершись налом, находился Хасан, казавшийся в этой позе ещё меньше.
— Скала! — в недоумении ответил Нодар.
— Что ж вы остановились? Идите сюда! Церковь вон там, выше, на ровном участке!
Я видел эту церковь. Конечно, в воображении. Большую. Очень суровую. Из чёрного камня.
Придерживаясь за ветви кустов, мы с Нодаром довольно легко поднялись на плоскую часть горы, а Хасан, умница, побежал к вагончику за хранившимися там кирками и лопатами.
— Казбек! Помогите Хасану и поднимайтесь к нам! — крикнул я сверху.
Тот поднял брошенный Хасаном лом, неуверенно направился в нашу сторону.
Часа через три нам удалось содрать тысячелетний слой почвы, растительности и камней с места, которое оказалось полом когда‑то бывшего здесь храма. Нодар даже определил место, где был алтарь.
Каменный пол оказался на удивление гладок, почти без трещин и выщербин. Жаль было взламывать его сперва ломом, затем кирками. Но я уже знал, видел гроб закопан здесь, у этого самого места, где был алтарь.
Работали все, кроме Нодара. Этот храпун, пьяница, тбилисский аристократ подгонял нас, не давая отдышаться.
— Поднажмите, друзья! Скоро стемнеет. Может пойти дождь со снегом. Все испортит.
Но когда вслед за выкинутой землёй показался красноватый крупнозернистый песок, а затем мы увидели очертания гроба, Нодар спрыгнул к нам, выгнал из ямы и меня, и Казбека и стал сначала вместе с Хасаном, а потом, выгнав и его, сам расчищать гробницу.
Мне стало обидно. Я нашёл. А этот профессор, член–корр сейчас присвоит себе то, чем сумели насладиться Том Сойер с Геком Финном, а также герои «Острова Сокровищ»…
— Как же вы, профессионалы–археологи не подумали о церкви, не нашли то, что было в двух шагах?!
— Постойте, — глухо донеслось снизу. — Крышка гроба расколота. Видимо, тут тоже пусто. Опоздали.
Он и Хасан с превеликой осторожностью откинули две неравные части расколотой крышки. Сразу стало видно: могила цела. Кто‑то, завёрнутый в истлевшее облачение с позолотой возлежал, с большим крестом на месте груди. Между иссохших кистей рук покоилась полуистлевшая трубочка свитка.
Раздался один щелчок, другой.
— Не сметь фотографировать! — Нодар одним махом выскочил из могилы, вырвал из рук Казбека аппарат, вытащил и засветил плёнку.
Все мы оторопело глядели на него. Казбек же опустился на осыпающуюся кучу вынутого из могилы фунта и заплакал, утопив лицо в ладонях.