За двумя брачными парами второго поколения следуют три мужских погребения третьего и три брачные пары четвертого, за ними следуют три мужских погребения (одно из них, № 15, очевидно, чужака: погребение отрубленной головы, скорее всего это культовое (?) захоронение головы врага, что подтверждается и антропологическими отличиями погребенного). Следовательно, дата-срок патронимического (?) могильника Уллубаганалы определяется не более чем в 50–60 лет, а скорее в 40–50 лет.
Не будем подробно останавливаться на пути определения абсолютной даты. При ее установлении:
а) учтены все материалы, «работающие» и «не работающие» на хронологию; по возможности полно собраны все аналогии по опубликованным и неопубликованным данным;
б) приняты наиболее мелкие подразделения существующей типологии (типы, подтипы, варианты) для каждой категории инвентаря;
в) должны упорядочиться при упорядочении комплексов (если упорядочение верно) эволюционные ряды конкретных категорий инвентаря (так, топор-секира из погребения № 17, по мнению М. Н. Погребовой, характеризуется более архаическими чертами, чем топоры из погребений № 10, 2 и 4).
Переход от относительной хронологии к абсолютной производится на основании наличия в комплексах вещей, имеющих наиболее узкий период бытования (скифские двух- и трехлопастные втульчатые стрелы, акинаки, костяные застежки от колчанов, гагатовые «подушкообразные» бусы, стремечковидные железные удила).
Если исходить из закавказских аналогий, то датой должен стать конец VII — первая половина VI в. до нашей эры, если же скифских степных — первая половина VI в. Если рассматривать наш памятник на фоне близких ему по времени и территории памятников, то хронологически он окажется между Краснознаменским могильником третьей четверти VII в. на Ставрополье, раскопанным В. Г. Петренко [Петренко, 1975, с. 125], и уникальнейшим погребальным сооружением середины VI в. из Султан-Горы близ Кисловодска, раскопанным Н. Л. Членовой (находящимся в одном дневном конном переходе от Эшкакона). Тогда он одновременен ранним погребениям Комаровского могильника в Северной Осетии [Абрамова, 1974, рис. 2–3], а также ряду комплексов из района Кисловодск — Минеральные Воды [Бобин, 1958; Виноградов, 1972; Афанасьев, Рунич, 1976]. Очень близки ему (особенно по архаическим женским бронзовым ожерельям) комплексы VII–VI и VI вв. до н. э. с верхней Кубани [Алексеева, 1971].
Чтобы рассмотреть все дошедшие до нас мужские погребения могильника как характеризующие «потестарно-политическую культуру» позднекобанского населения небольшого родового поселка скифского времени на Эшкаконе, недостаточно знать дату-срок использования могильника и распределение во времени всех погребений. На этом основании для каждого периода можно говорить лишь о тех мужчинах, которые в тот период умерли и были захоронены, но ведь в то время жили (были взрослыми, юношами или детьми) те мужчины, которые умерли позднее. Зная возраст каждого из погребенных по определениям антропологов, можно составить таблицу.
Так, к первому этапу, когда было совершено наиболее древнее мужское погребение № 17, достигли уже возраста 35–45 лет мужчины, захороненные позднее в погребениях № 10, 13, 16; несколько моложе был всадник из погребения № 4; юношами были те, кто похоронен позднее в погребениях № 2 и 7. То есть по меньшей мере можно говорить о шести взрослых и двух юношах как одновременно живших мужчинах того небольшого коллектива.
Ко второму этапу, когда умерло трое мужчин и один юноша (погребения № 10, 12, 13, 16), взрослыми были еще трое мужчин (погребения № 2, 4, 7) и двое юношей (погребения № 3, 5, если мы не считаем его чужаком). Следовательно, здесь жило по меньшей мере восемь взрослых мужчин и трое юношей[6].
О последнем этапе судить трудно, так как или население отсюда ушло, или могильник был перенесен на другую территорию. У нас нет никаких оснований для подсчетов, кроме данных о трех погребениях (№ 3, 5, 16; все без исключения — воинские).
6
О возрасте, с которого юношу считали взрослым, в какой-то мере свидетельствует погребение № 12 юноши 14–16 лет, захороненного на взрослом кладбище. Мальчики полутора-шестилетнего возраста погребены на южном участке могильника, который состоял только из детских погребений (№ 18–21) и двух детских (судя по размерам) кенотафов