Следующему строительному горизонту раннего «селения принадлежат два помещения, одно из которых (№ 5) почти полностью повторяет планировку выше рассмотренного и отстоит от него всего на 5 м. Жилище площадью 35–40 кв. м углублено в землю а 80 см, имеет форму квадрата со скошенным юго-восточным углом и ориентировано углами по сторонам света. В южном углу к нему пристроено небольшое помещение с каменно-земляными стенами и полом, аккуратно выложенный плитами на уровне пола основного помещения. Пол жилища в центральной частя земляной, местами выложен мелкой щебенкой, а у стен — крупными каменными плитами.
Возможно, дом был разделен перегородками на три камеры; в центральной части дома, на полу, рядом с открытым очагом, находился крупный чашечный камень. Стены имели различную конструкцию. Они сооружались или нз крупных, положенных насухо камней, или из двух рядов камня, расположенных на расстоянии 40–60 см друг от друга (внутреннего и внешнего панциря, из которых внутренний углублен сильнее); пространство между панцирями заполнено землей и мелким камнем. Такова, к примеру, юго-западная стена, общая ширина которой составляет 120 см. Если вспомнить, что это внешняя стена комплекса, можно допустить, что она выполняла и определенные оборонительные функции.
В заполнении жилища наряду с многочисленной керамикой найдены бронзовые мотыжки, имеющие ближайшие аналогии в одновременных памятниках Закавказья и до этого случая ни разу не найденные в кобанских памятниках Северного Кавказа. Керамический материал в целом того же каменномостско-березовского типа. В комплекс с помещением № 5 входит расположенное на том же уровне и так же — ориентированное небольшое помещение № 8 (внутренняя площадь— 42–45 кв. м). Пол помещения земляной — выровненный материк, в южном углу помещения — открытый глинобитный очаг, содержащий золу. Культурный слой в жилище насыщен костями и керамикой и датируется тем же ранним периодом.
Между помещениями № 5 и 8 вскрыт слой, лишенный камня и состоящий из бурого однородного грунта. Это пространство можно трактовать как остатки загона для скота или открытого хозяйственного двора.
Теперь постараемся предложить реконструкцию дома-усадьбы древнекобанского поселка на Эшкаконе па основании сопоставления археологических данных с этнографическими.
Когда мы пытаемся увидеть за обнаруженными при раскопках остатками реальную жизнь древних обитателей этих, мест, мы стремимся привлечь самые различные и разновременные доступные нам материалы: описания путешественников, свидетельства фольклора, этнографические данные. Так, в частности, только этнографическое исследование жилищ различных горских народов Большого Кавказа [Робакидзе, 1960; 1963; 1964; Чибиров, 1970; Текеев, 1972; Мизиев, 1973; Робакидзе, Гегечкори, 1975; Кобычев, 1982; Аса но в, 1976] помогает нам понять значение ряда конструктивных деталей жилищ, вскрытых раскопками. В то же время последние раскопки на Эшкаконе увели глубь на два тысячелетия те культурные традиции, которые были живы в домостроительстве горских народов северных предгорий Большого Кавказа еще в омом недавнем прошлом. При этом ряд элементов сходства в домостроительстве можно объяснить влиянием окружающей среды и поэтому считать, что они возникли независимо: таковы выбор места для поседения на освещенных солнцем склонах ущелий и у скотопрогонных троп, использование камня для сооружения жилищ.
Однако ряд специфических признаков, сохранившихся в домостроительстве только на территории до верховий Кубани до верховий Терека (в местах проживания в горах карачаевцев, балкарцев и осетин), говорит о том, что независимое происхождение этих особенностей, с одной стороны, в эпоху бытования кобанской культуры, а с другой — у народов Осетии, Карачая или Балкарии с развитого средневековья маловероятно. Рассмотрим все те признаки жилищ, которые связывают между собой столь отдаленные эпохи. [Вспомним, что проблеме преемственности разновременных культур Кавказа были посвящены специальные работы (Миллер, 1881; Батчаев, 1973], ей уделялось большое внимание и в обобщающих монографиях [Алексеева, 1949; Крупнов, 1960; Алексеева, 1963]. Исследователи сумели проследить длительное сохранение ряда элементов культуры от кобанской эпохи через средневековую аланскую вплоть до недавнего прошлого: стиль зооморфных изображений на подвесках, амулетах, булавках, использование для захоронения каменных ящиков и грунтовых могил, обложенных перекрытых камнем, отдельные виды керамики, способы ее орнаментации и т. д.