Говоря о кобанских памятниках скифского времени, мы не имели в виду, что это памятники собственно скифов, хотя присутствие определенного числа последних среди обитателей Предкавказья неоспоримо и достаточно наглядно отразилось в археологическом и антропологическом материале, в данных лингвистики и фольклора. Аналогичную ситуацию можно предполагать для сарматского времени. Наша задача — оценить удельный вес местного и пришлого компонентов в среде населения Кавказа той поры, охарактеризовать исторические и археологические свидетельства процесса ассимиляции, четче выявить местную культурную традицию.
К сожалению, все количественные выкладки на эту тему до сих пор более чем примерны. Нет нужного доброкачественного цифрового материала и общепринятой методики подсчетов; поэтому все те выводы, к которым приходят исследователи, спорны и неоднозначны. Поиски ученых, рассматривающих эту проблему под разными углами, еще далеки от завершения, и сегодня мы можем лишь констатировать, что решение таких вопросов оказалось гораздо более сложным, чем казалось исследователям прошлого века, причем даже таким крупным, как В. Ф. Миллер и Ю. А. Кулаковский. Увеличение объема материалов, расширение того исторического фона, на котором рассматривается сарматская проблема, — от Средней Азии до Испании и Африки — не разрешили недоуменных вопросов, и основная трудность продолжает оставаться в необходимости выработки такой процедуры объяснения фактов, которая будет удовлетворять самым строгим требованиям научного анализа.
Пожалуй, сарматской эпохе на Северном Кавказе повезло больше, чем другим: к ее изучению обращалось большее число исследователей, придерживавшихся зачастую различных точек зрения и опирающихся на материалы разных районов Северного Кавказа (от Кубани до Дагестана). Столкновение же взглядов (устное — на ежегодных кавказских симпозиумах или письменное — на страницах журналов) всегда продуктивно, даже в том случае, если оппоненты резко расходятся в толковании проблемы.
На исторической арене Северного Кавказа сарматы, подобно скифам, появились как опасные и неукротимые враги. Недаром в быту адыгских племен сохранилась поговорка «Ты не черт и не шармат, откуда же ты взялся? [Ногмов, 1947, с. 24]; показательно и слово цармарти в грузинском языке, что значит «язычник» [Гаглойти, 1966, с. 70], а в языках вейнахской группы словом ц/аьрмат называют уродливого и страшного, чужого человека [Виноградов, 1963, с. 151]. Картину взаимоотношений сармат с местными племенами мы можем дополнить, привлекая сведения Л. Мровели, повествующего о браке между сестрой царя Фарнаваза, объединившего Грузию в III в. до н. э., и «овским царем» (овсы грузинских источников в разные исторические периоды соответствуют последовательно сарматам, аланам и осетинам); сам Фарнаваз был женат на «деве из рода Кавкаса (племени) дурдзуков» [Мровели, 1979, с. 30], которых локализуют на северных склонах Кавказского хребта, на территории нынешней Чечено-Ингушетии.
На протяжении царствования Фарнаваза овсы, леки и дурдзуки оставались его надежными союзниками.
Этот союз сохранился и при его сыне Саурмаге и лишь при внуке Мнрване I был временно нарушен восстанием дурдзуков. «Тогда царь Мирван созвал всех эриставов картлийских, собрал многочисленное войско — конных и пеших… и подступил к вратам [неприятеля], жестокий, как джик (так в древнегрузинских источниках назывались зихи — адыгские племена, жившие на Черноморском побережье Кавказа, косоги русских летописей. — В. К.), бесстрашный, словно тигр, и с львиным рыком на устах. Разразилась меж ними жестокая битва, и, словно скалу, не рассекал Мирвана меч дурдзуков: был он тверд и незыблем, как столп. Битва длилась меж ними долго, и с обеих сторон пало множество [людей]. Однако дурдзуки были осилены и обращены в бегство» [Мровели, 1979, с. 31].
Сопоставляя данные греческих, римских н древнегрузинских авторов, мы получаем представление об этнической карте Северного Кавказа последних веков I тысячелетия до н. э.
Страбон в XI книге «Географии» подробно повествует о Кавказе; после рассказа о самых высоких частях Кавказа, о горцах, которые живут на вершинах гор и в лесных долинах, он переходит к описанию северных предгорий — области, прилегающей к «равнине си раков» (одного из важнейших сарматских племен); «Здесь (имеются в виду предгорья, — В. К.) живут также некие троглодиты, из-за холодов обитающие в пещерах; но даже у них много ячменного хлеба. За троглодитами следуют хамекиты и так называемые полифаги и селения псадиков, которые еще в состоянии заниматься земледелием… Далее следуют уже кочевники, живущие между Меотидой и Каспийским морем, именно набианы и панксаны, а также племена «нраков и аерсов. Эти аорсы и сираки являются, видимо, изгнанниками племен, живущих выше, а аорсы обитают севернее сираков» (Strab. XI, V, 7–8).