— С учётом реальной ситуации, мне хотелось бы знать, что ты можешь предложить? — вступает в обсуждение темы старший сын хозяина семейства, из «идейных» борцов, — понятное дело, что с выкрикиваниями мы ни к чему не придём и ничего не исправим. Давайте спокойно всё обсудим.
— Для начала нужно прекратить друг друга убивать, — дельно предлагает младший, — враг он один, и общий.
— Что за чеченская привычка пытаться решить всё разом, за всех, и как можно глобальнее? — достопочтенная мудрая матушка тоже изъявила желание поучаствовать в обсуждении, — начни с себя — в этом наше спасение, на словах мы все за единение, на деле даже дома не можем понять, признать ошибки, или простить друг друга.
— Помните, когда я был маленьким, я носил октябрятскую звездочку на груди, торжественно клялся перед красным знаменем, носил красный галстук, — сокрушается старший сын, — сейчас вспоминаю и ужасаюсь: это до чего же нас довели-то: мы носили атрибуты своих убийц и гордились этим. Так же будет и с теми, кто сейчас носит на своих фуражках орлов. Реально тех, кто готов закрыть глаза на всю нашу историю ради каких-то материальных выгод на самом деле очень мало в нашей среде. Просто сейчас, как и при СССР, идет мощная пропаганда безальтернативности существующего строя, всяческое его восхваление. А вообще, я думаю, что главная причина пассивности нахов[13] в отсутствии сильного и харизматичного лидера, и, самое главное — справедливого.
— Задача России не допустить его появления, причем самый легкий способ это сделать — нашими же руками, — вставил слово один из моджахидов, — поэтому на посты, более-менее значимые, ставят далеких от человеческих идеалов людей, те тянут к себе подобных, так как никто другой не согласится их обслуживать. В результате возникает то, что существует — идиотократия.
— Ты говоришь про детей с убитыми и покалеченными людьми, — это вероятно в продолжение вчерашнего разговора, но, возможно, и прошлого столетия, проскрипела бабушка Бэлла из женской половины дома: несмотря на почтенный возраст, и склероз её не пробирает, и слух на удивление прекрасный, — так ведь никто и не говорит, что это надо забыть, простить… это невозможно простить и забыть, но для начала необходимо остановить уничтожение нашего народа.
— Надо — в этом мы все сходимся, — наконец вставил слово и дедушка в зелёной тюбетейке, — правильно говоришь. Эх, где моя молодость… вот, помню, молодой был, красивый…
Но дедушку никто и не слушает, перебили:
— Ты считаешь, что существующее положение вещей в Чечне является хорошей предпосылкой для того, чтобы остановить собственное уничтожение, я, в свою очередь, считаю это глубоким, зреющим внутри нарывом под толстым слоем театрального грима, — погладил бороду муджахид, — из наших детей делают новых «октябрят», а взрослым внушают обреченность и смирение.
— Вот здесь то и необходимы наше единение и согласие! — стукнул клюкой об пол дедушка. — Вот, помню, объехал я пятьдесят сёл, и со своими джигитами…
— Я в принципе согласен с тобой, но, по-моему, этот театр ближе к прекращению бессмысленного кровопролития, чем подрывы ГОВД, — деликатно возразил старшему брату младший правоверный.
— А я склоняюсь к тому, что «театр» только всё усугубляет и порождает новые очаги кровопролития, — вклинилась мама.
— Тут не взвешивать надо взаимное зло: «а мои весы точнее», а нужно решать: надо рубить первопричину зла, иначе это никогда не закончится, — гневно сверкнул глазами один из муджахидов, остальные кивками косматых голов обозначили своё согласие с высказыванием, — есть конкретное предложение: подорваться нам всем скопом у всех ГОВД в России, сестёр… народу на это дело должно хватить. Или еще какие-то варианты существуют?..
Автор до того запутался во тьме, что уже и не понимает кто есть кто, и кому какие фразы принадлежат: до того всё мутно, так что далее без указания принадлежности фраз: по моему, никакого значения это и не имеет.
— А я такой красивый, в белой бурке… вот, помню, папаху белую одел…
— Я не знаю — как мы придём к единому мнению и остановим всё это, но знаю одно точно: продолжение вооруженного конфликта против России приведёт лишь к наполнению карманов генералов, чиновников разных мастей и… к полному уничтожению нашего народа.
— Насчёт генералов — верно говоришь, внучок! Вот, помню, ещё на белой лошади…
— Если бы я знала конкретные предложения, как вы все здесь требуете, то уже мыла бы полы в подготовительном штабе по ликвидации чеченского кровопролития, и прокламации разбрасывала на перекрёстках.
— Этот вопрос неправильно задан, не тем людям задан, его надо было задать тем, кто прошел через застенки ментуры.
— Этих ментов надо гасить как крыс и тараканов, серой изводить, иначе мы потеряем наш генофонд. Чеченцы уже различились: выявилось сучье отродье и у нас, вайнахов. Теперь происходит отстрел этих крыс.
— Воистину — мусульманин не пойдёт против своих же братьев, мы же не крысы какие-нибудь. Мы все знаем, что у нас с русскими всегда была война: они убивали наших сестёр и братьев, были и примкнувшие к русским так называемые «патриоты», которые пошли против религии и своих же. Когда платят тридцать тысяч они находят причину — у них нечего кушать, от голода и холода умирают. Но когда из тридцати тысяч остаётся десять или меньше, они увольняются. Вот такие патриоты — лицемеры и шестёрки русского быдла. Они вдвойне быдло, чем русские, если за конституцию и за рубль готовы умереть. С таким быдлом Мусульманскую страну не построить. Значит хороший мент или плохой, всё одно — продажные… Вспомнил слова Амира Муслима из его рассказа: как-то правоверные сидели и наблюдали как кафири и муртади[14] поднимались в горы, и вдруг раздался взрыв. Один кафир вышел на связь и спрашивает своего: что случилась? Другой ему отвечает: на мине подорвался одноразовый — хороший чеченский мент. Ему отвечают: бери другого одноразового и продолжай свой путь».
— А куда ставят кафири одноразового патриота, сзади или в середине колонны?
— Нет, всегда впереди себя! «А если они нарушат свои клятвы после своего обещания, и станут делать выпады в адрес вашей религии, то сражайтесь же с предводителями неверия, ибо их клятвы ничего не значат».
— Почему эти атаки идут на одноразых, а не на кафиров, ну, в крайнем случае, на ОМОН или СОБР чеченский?
— Отвечаю: одного простого мента легче убить, потому-что он — впереди!
— А так пусть хоть трижды менты, но свои — нохчи: вооружены, свои сёла и семьи под собственной зашитой, и федералы на коротком поводке. А сотни явных преимуществ такого положения? Да есть такие, у которых дети и внуки тех, кто и при советах стучал и будут по наследству работать на все эти структуры, но это психология такая «кэгэбэшно-фээсбэшно-милицейская». А борьба с криминалом? Анархизм ещё никому добра не принес. Считаю — неотвратимая смерть всем тем ментам: именно преступникам в погонах, а не простым ментам, которые вышли за рамки милицейского долга, за рамки правоохраны и ради выслуги перед хозяином и обогащения вышли на путь ведения войны на стороне Росии против муджахидов и молодежи соблюдающей все каноны ислама и сунны.
— Я с тобой целиком и полностью согласен, хоть я этого некоторым втолковать в голову никак не могу, или они не хотят или действительно не понимают, что нельзя всех без разбору гасить, убивать. Крысы, по-моему, и то понятливей.
— Правильно говоришь, внучок! Вот, помню, собрал я пятьдесят джигитов…
14
Кафири и муртади — В исламском богословии различают великий и малый куфр. Великий куфр стирает предыдущие добрые поступки и выводит человека за пределы общины. Мусульманин сделавшийся кафиром становится муртадом (вероотступник, от него следует отличать фасика — нечестивца). Отступничество аннулируется, если мусульманин явился новоначальным, совершил запретное под пыткой или основываясь на ошибочном толковании Корана. Иногда кафирской может быть объявлена целая группа людей, при этом каждый конкретный её участник не может считаться кафиром.
Если проще: все милиционеры, связанные со спецоперациями, назывались боевиками «муртадами» (отступниками) и приравнены к российским военным («кафирам», неверным).