Творчество Сайда проникнуто ненавистью к ханам и бекам, любовью к простым людям. Это определило любовь к нему народа.
О ЛЮДИ! Добро творите — жизни сутьСокрыта в этом, знайте люди!Стезя добра — вернейший путь,Лишь по нему ступайте, люди. Невежество откиньте вы,И взором мир окиньте вы.В врага копье да киньте вы,Дух силой окрыляйте, люди! Цените разума вы глас.Поймите стих мой — он для вас.Для родины свободы часВсем миром приближайте, люди! Сайда сердце, как очаг,Горит, чтоб дух ваш не зачах.Вам лозы в моих стихахДарую — принимайте, люди!
Перевод А. Кардаша.
Смелые по своему социальному звучанию, реалистические стихи поэта приводили в бешенство ханов. Навязанный народу завоевателями правитель Сурхай-хан решит расправиться с сочинителем "дерзких песен". Он пригласил его на вечеринку в "семейном кругу", попросил Сайда "усладить" его и приближенных "сладостными песнями". Хан, отметив, что Сайд — мастер петь, нo дерзко смотрит на всех, а здесь присутствуют и ханские жены" (в народе говорят, что одна из них благосклонно относилась к Саиду, и они тайком обменялись благодарными взглядами, что стало известно Сурхай-хану), приказал своим нукерам-извергам выколоть глаза Саиду…
В это же время ищет убежища от ханской "милости" в родном Ихреке и слепой Режеб. "О причинах этих злодеяний, — пишет Ф.Вагабова, — много версий в преданиях. Не станем задумываться, которая из них ближе к истине. А истина сама по себе ясна: кавказские феодалы оказались не более изобретательны, чем другие деспоты средневековья, когда вставал вопрос, как избавиться от силы, противостоящей их благоденствию. Ашуги разделяли участь лучших представителей человечества, жертв мрачной тиражи" [30].
Лезги Ахмед откликается на злодеяние против Сайда Кочхюрского:
Ах, злосчастный, как нес ты эту весть,Кровь бросилась в голову, язык покрылся волдырями;О жестокий хан, хвастаешь силой своей:Какую беду, какую обиду ашуг тебе причинил? Что сердце отца истает, знаю я,Что грудь свою истерзает мать, знаю я,Что косы растерзает любимая, знаю я,Бога забыл ты, злодей. Услышав, горные индейки онемели,На алван-цветке родинка зачернела,Зеленая трава бурьяном засохла.К Ахмеду жестокая зима пришла среди лета [30].
(Подстрочный перевод Ф.Вагабовой).
"Отклик Лезги Ахмеда оценивает ослепление Сайда не только как семейное, личное горе. Нет. Злая весть потрясла горы — онемели птицы, почернели безупречно яркие цветы, засохла трава. А это уже аллегория общенародной скорби. История лезгин стишком обильно насыщена кровью, чтобы одним лишь преступлением можно было потрясти горы" [29].
Расправа хана облекла Сайда венцом народного страдальца, сделала его особо популярным не только в среде своего народа. На основе этой трагедии тюркские ашуги СЛОЖИЛИ дастан "Саиди вэ Саадат" [29 ].
Учиненную над поэтом расправу народ и его певцы, а раньше всех сам Сайд, верно оценили как акт социального насилия, произвол хана-чужака, предавшего лезгинскую землю огню и мечу.
"Территорию расселения лезгинской группы народностей, — пишет Ф.Вагабова, — составляли владения табасаранских майсума и кадия, кубинских, дербентских, казикумухских ханов, елисуйских султанов, а также союзов сельских обществ. В ряде случаев владетельными хозяевами лезгинских земель оказывались инонациональные феодалы, покровители и захватчики, угрожавшие национальной независимости… Идея антифеодального протеста сливалась в сознании горцев с антиколониальными устремлениями" [30].
М.Гаджиев отмечает [32], что лезгинские тексты песен Сайда несут в себе имя и другого не знавшего предела своим злодействам деспота — пришедшего позже к власти и управлявшего Аварией Нуцал-хана Кюра-Казикумухского (1836 г.). Народная лезгинская традиция знает его как Мурсал-хана [30,32]. Последователь отличался небольшим великодушием, чем Сурхай-хан. "Одинаково ненавистные эти две исторические личности, — пишет Ф.Вагабова, — слились в представлении лезгин в одну грозную фигуру бесчестного и разнузданного феодала. Замена имени, произведенная народом уже после смерти и автора песни, и его кровного врага, лишь переадресовала песню и заставила служить ее многим поколениям лезгин. Образ врага народа, созданный методом фольклора, — отталкивающе безобразный, писанный только черными красками — стал обобщающим образом тирана"[30].
Крупнейшим ученым и поэтом своего времени был Мирза Али ал-Ахты (1771-1858 гг.). Получив образование сначала в Ахтах, а затем в Аракане, он быстро добился признания в ученом мире. Из возглавляемого им учебного заведения вышло много талантливых ученых и поэтов, одним из которых был Гасан Алкадари, который отмечал, что Мирза Али "был истинным ученым и искусным поэтом, у которого много стихотворений на арабском, персидском и тюркском языках" [33].