Несмотря на начало военной операции и опасность передвижения по территории республики, – Ингушетия стала фактически прифронтовой зоной – десятки людей каждый месяц приезжали к своему духовнику и наставнику в гости. В основном это были женщины, пользовавшиеся большим, чем мужчины, доверием военных, они беспрепятственно пропускались в станицу Орджоникидзевскую. Сложнее было мужчинам. Появление любого из них в этих местах, особенно если в паспорте стояла иногородняя прописка, вызывало подозрение на милицейских и армейских блок-постах и заканчивалось, как правило, задержанием и выяснением личностей задержанных. Но люди все равно ехали, и никакая война, никакие кордоны не могли остановить их любовь к духовному отцу и наставнику.
Каждой такой встрече Батюшка был рад несказанно. Наверное, он не терял надежды на то, что жизнь скоро войдет в нормальное, прежнее руслени что люди вернутся к прежним родным очагам.
«Уже некоторые люди возвращаются, особенно к детям едут, – сообщает в письме Батюшка. – Жаль, что Вы поторопились, теперь у нас в Назрани свое гостелевидение. Приезжали на Страстной Четверг, брали интервью, т.е. поздравление мое к людям. Говорил я за Вас директору, но забыл фамилию Вашу...»
«Да, скорбна и Ваша обстановка, – соболезнует Батюшка своему духовному чаду, оказавшемуся в изгнании, – от одного горя ушли, другое встретили. Духовные скорби и разложение тоже ужасны. Вразуми и сохрани Вас, Господи... Приезжайте к нам, когда Господь управит, обратный путь оплатим. Говорят, что некоторые русские возвращаются, власти по-доброму относятся...»
«Собираетесь ли возвращаться? – обращается отец Петр через интервью с корреспондентом одной из российских газет. – Я понимаю, мне легко говорить, никого родных не осталось, доживаю. Но вы, кто и на чужбине не прижился, – долго скитаться будете? Три раза переехать – что раз сгореть. Вот недавно к нам старушка вернулась – нашли ей жилье. Может, и вам с Божией помощью и с заботой руководства и жилье, и работа найдутся. Скорбно, с большой болью вспоминаем о вас...»
Федеральная трасса
Так теперь называется трасса «Баку – Ростов»: она проходит в непосредственной близости от станицы Орджоникидзевской. С началом войны эта транспортная артерия стала единственной «дорогой жизни» для всех, кто стремился в «Слепцовку». Чтобы попасть в станицу, стоит лишь свернуть с шоссе и проехать несколько сот метров асфальтовой дороги. А почти параллельно с федеральной автомагистралью из Орджоникидзевской в сторону соседнего городка-курорта Серноводск – когда-то известной на весь бывший Советский Союз целебными грязями и минеральной водой здравницей – протянулась прямая, как струна, 12-километровая дорога местного сообщения. Даже днем она выглядит пустынной: редкая машина обгонит тебя или пронесется навстречу. По этой безлюдной дороге похитители отца Петра будут уходить от погони, бросив у въезда в Серноводск одну из своих машин со свежими следами крови...
Близость федеральной трассы в жизни станичников органично сплелась с близостью самой войны. Лязг гусениц тяжелой бронетехники и гул крытых брезентом военных колонн отдавался дребезжанием оконных стекол в домах. Днем и ночью нескончаемым потоком в сторону Грозного двигались маршевые подразделения российских войск. В обратную сторону армейские тягачи круглосуточно везли ту же бронетехнику, только теперь в виде бесформенной груды металла: искореженную, изуродованную от мин и снарядов, от выстрелов гранатометов, от бутылок с зажигательной смесью. Этой же трассой шел и страшный «груз 200»: цинковые ящики с останками ребят, сложивших свои головы в той страшной бойне. На въезде в Грозный российских солдат встречал зловещий плакат: «Добро пожаловать в ад!»
Не только земля, но и небо над «Слепцовкой» не знало покоя – от рева проносившихся штурмовиков, тяжелых бомбардировщиков, вертолетов. Все ближе и ближе слышались нарастающие раскаты артиллерийских ударов и разрывы авиабомб: совсем рядом – всего в нескольких километрах от станицы – шли яростные бои за чеченское селение Бамут. Сохранившиеся шахты стоявшей здесь в прежние времена ракетной воинской части боевики теперь превратили в неприступный бастион. Приезжавшие в станицу гости не переставали вздрагивать всякий раз, когда слышали очередной залп артиллерийской батареи и установок «Град».
«Этот «гром» у нас теперь и летом, и зимой», – спешил успокоить гостей отец Петр.
За станичной околицей, на пустыре, выросли первые городки беженцев: в холодных дощатых вагончиках, домиках и брезентовых армейских палатках тут ютились тысячи людей разных национальностей, оставшихся без крова над головой. Отныне единственным их пропитанием была так называемая «гуманитарная помощь» в виде просроченных импортных «деликатесов» и кусок хлеба, которым делились с несчастными людьми местные жители. Обозленные беженцы из Чечни вымещали свою злобу на оставшейся части русскоязычного населения, почему-то видя в них главную причину своих бед и страданий.