С уважением и теплотой пишет Батюшка о своем собрате из станицы Троицкой – отце Петре Макарове – и в других письмах: «Отец Петр в Троицкой, мы теперь спокойны за священнослужителей. Ассиновские заботятся о приобретении иконостаса»; «Теперь Ингушетия в моем попечении, а не отца П. Нецветаева. В Ассиновской больной... Не знаю, что и будет. В Троицкой отец Петр – прекрасный молитвенничек, наверное, будем посылать его в Ассиновскую...»
Отец Петр тяжело переживал трагедию, пришедшую в край. Прожив тут много лет в большой и дружной многонациональной семье, он оплакивал страдания всех, кого война в одночасье сделала обездоленными, разоренными, голодными и холодными, осиротевшими. Он силился понять причины, ожесточившие сердца людей, еще вчера живших в мире и согласии, находивших общий язык, вместе растивших детей, питавшихся одним хлебом, дышавших одним воздухом. Батюшка мучительно пытался осмыслить логику новой кавказской войны. Он видел, как ее пожар, начавшись с небольших локальных конфликтов в Закавказье, уже перекинулся через Большой Кавказский хребет и с каждым днем угрожал охватить весь кавказский регион. Станица Орджоникидзевская превратилась в транзитный пункт на пути следования не только российских войск, но и многочисленных миротворческих миссий, международных наблюдателей, представителей пацифистских организаций, журналистов, обозревателей, народных депутатов, политологов, а также посредников, занимавшихся обменом военнопленных. Не было дня, чтобы в «Слепцовке» не останавливались родители, приехавшие сюда в поисках своих пропавших без вести детей. 1994–1996 гг. превзошли по своей трагичности десять лет бесславной брежневской авантюры в Афганистане. Бодрые обещания бездарного генерала Грачева решить чеченскую проблему «силами двух парашютно-десантных полков» никак не вязались с огромными потерями российских войск. Эти потери превзошли самые мрачные прогнозы и скорбную статистику всех утрат России на чужбине.
Осенью 1994 года, в начале боевых полномасштабных действий официальные власти организовали на федеральной трассе вблизи поворота на станицу Орджоникидзевскую митинг-встречу передовым армейским подразделениям. Мероприятию постарались придать характерную для того времени помпезность. Пригласили и протоиерея Петра Сухоносова, чтобы он сказал воинам напутственное слово и благословил их.
«Я шел туда и не знал, что говорить и на что благословлять, – вспоминал потом Батюшка. – Передо мной стояли совсем молодые солдаты и их командиры, и мне казалось, что никто из них не осознавал сути происходящего. Мне предоставили слово, но я лишь мог пожелать, чтобы Господь их всех сохранил от смерти. Помолившись так, я осенил их крестом».
Новые заботы
В постоянных трудах и молитвах Батюшка мало интересовался политикой: на это у него просто не хватало времени. Тем более он не вникал в политические спекуляции и трескотню, которыми в те годы была окружена военная операция в Чечне. Но как опытный духовный пастырь и искренний патриот, отец Петр чувствовал, что Родина тяжело больна. Он ясно видел и осознавал, что Чечня – это лишь очередная проба испытать матушку-Русь и ее православный народ на прочность. Как мы – выдержим, выстоим? Или еще ниже согнемся под ярмом иуд и негодяев, отдавших нашу святую землю на разграбление и поругание, раболепно упадем им в ноги?
Понимал Батюшка и другое: помочь Родине он лично может только молитвой. Не деньгами, не добровольцами, не оружием, а именно молитвой перед ликом Спасителя и Пресвятой Богородицы, перед святыми мучениками и всеми святыми, чтобы они отвели беду и спасли край от «нашествия иноплеменных», дальнейшего разрастания междоусобной брани и кровопролития.
Поздним вечером весной 1996 года мы сидели с отцом Петром в его келлии и разговаривали. Ставни окон были плотно закрыты, в комнатке горела лишь одна маленькая лампочка. Было слышно, как в направлении соседнего Бамута «работала» тяжелая артиллерия и фронтовая авиация. Все живое в тех местах, казалось, было давно уничтожено: не только люди, но и природа. А боевики оставались живы и яростно сопротивлялись, зарывшись глубоко под землей в ракетные шахты.
Перед батюшкой лежал листок бумаги. Это было стихотворение. Отец Петр взял листок и прочитал несколько строчек:
Великий Боже, помяни
В любви Твоей неизреченной
Солдат, невинно убиенных
В огне неправедной войны.
Коль уберечь мы не смогли
Своих сынов от страшной смерщи,
Ты Сам, Владыко, им отверзи