Рамазанов понял, что Топоридзе заподозрен и Гюлибей заманил их сюда, чтобы расправиться с ними. Медлить было нельзя, допущенную оплошность нужно было как можно быстрее исправлять, тем более, что на помощь пришел «Шевкет».
— Когда вы, любезный дагестанец, ставший турком, думаете отвечать перед своим народом? — резко спросил Рамазанов.
— Ого, находясь в моих руках, вы мне же задаете вопросы! Посмотрите, сколько вас и сколько нас! — самодовольно подчеркнул капитан турецкой разведки.
— Нас четверо, а вы один, — сказал Шевкет.
— Не понимаю, мой друг, о чем это ты? — растерянно спросил Гюлибей, все еще не разобравшись в происходящем.
— Зато, господин капитан, я очень хорошо понимаю, — сказал Шевкет, сделав ударение на слове «капитан».
— Ты ошибаешься, Шевкет!
— Я ошибался до изготовления вами ключа от моего сейфа, — сквозь зубы процедил Шевкет.
— Это провокация вашей шлюхи Мюжгель, — начал оправдываться эмигрант.
— Не моей, а вашей. Это вы по указке Мехмета и его английского дружка Джима подсунули ее мне.
Гюлибей, наконец сориентировавшись в обстановке, решил попытаться выйти из окружения чекистов. Сделав вид, что не понял упрека Шевкета, он обратился к турецкому контрабандисту, который спокойно наблюдал за происходящим:
— А ты что молчишь? — И попытался вырваться из рук Рамазанова, но Шевкет ловким приемом свалил Гюлибея на землю. Ему связали руки и заткнули платком рот.
— Может, и ты с нами, Мурад? — спросил Рамазанов, обращаясь к своему коллеге Мустафаеву Мураду Агамовичу.
— Али Касимович, я не Мурад, а Шевкет, — смеясь ответил Мустафаев.
— Непонятно, почему «военспец» не помог Гюлибею? — усмехнулся Рамазанов.
— «Военспец» больше мне друг, чем Гюлибею, — многозначительно ответил Мустафаев.
— Это как же?
— Контрабандисты всегда на стороне тех, кто им больше платит. Гюлибей же не в меру скуп.
Мустафаев, задумавшись, спросил:
— Как там мои?
— Все хорошо, Мурад. Береги себя. Жди новых указаний.
Начал приходить в себя Топоридзе. Пришло время прощаться. Рамазанов и Мустафаев были взволнованы. Чекисты разъезжались: один — в чужую страну, другой — на родину...
7
Закончив официальную часть допроса, Рамазанов решил поговорить с Гюлибеем в непринужденном тоне. Чекист надеялся, что такой разговор, может быть, приведет к некоторой откровенности со стороны допрашиваемого. Но враг всегда остается врагом.
— Господин начальник, — спросил Гюлибей, обращаясь к Рамазанову, — неужели у вас нет ко мне ненависти?
— Что вы хотите этим сказать?
— Вам же известно все, что я сделал против ваших Советов, но, несмотря на это, вы ведете себя со мною так, будто мы и не противники...
— ...а друзья, — это вы хотели сказать?
— Вы угадали. Мне непонятна сущность вашей системы. С одной стороны, ваши большевики кричат на весь мир: «Врагов новой власти нужно уничтожать!» А с другой — вы ведете со мной такую игру... Поменяйся мы местами, вы давно бы очутились в райской канцелярии, — со злобой произнес Гюлибей, давая понять, что больше им говорить не о чем.
Рамазанов молчал. Молчал и Гюлибей. Затем чекист поднялся и стал расхаживать по кабинету, не обращая внимания на турецкого разведчика, с ненавистью следившего за каждым его движением. Наконец Гюлибей не выдержал:
— Выдержкой хотите меня сломить?! Не выйдет у вас ничего! Я буду молчать.
— В Советском законодательстве предусмотрено такое право за арестованным, — спокойно ответил Рамазанов, словно все было ему безразлично.
Последние слова чекиста вывели Гюлибея из равновесия.
— Не буду молчать! Я знаю: вы все равно расстреляете меня... Так пусть в ваших архивах останутся данные о моих подвигах! Я вам не все рассказал, — процедил сквозь зубы Гюлибей.
— Вы же выдаете себя за грамотного офицера МАХ, а вот о функциях противника представление у вас превратное. ОГПУ выявляет, разоблачает и допрашивает, а правосудие у нас отправляет другой орган народной власти — Советский суд. А что касается того, что вы что-то скрыли от нас, — это ваше личное дело. Скрывать вы мастер. Не в первый раз вы делаете это, иначе за счет нашей липы не получили бы от Мехмета капитанские погоны.
— Значит, вам и это известно? — подавленным голосом спросил Гюлибей. — Но радоваться вам рано. Мои люди продолжают работать против ваших колхозов и коммун, — с нескрываемой ненавистью сказал дагестанский эмигрант.
Рамазанов достал из сейфа папку и вынул из нее несколько фотокарточек. Медленно подошел к Гюлибею, показал их ему.