Сев друг против друга, заведующий и его личный шофер с минуту смотрели друг другу в глаза.
— Очень хорошо, что ты зашел,— сказал, наконец Саахов.
— Да. Я долго думал над твоим предложением. В принципе, я согласен, но вот жена...— начал было Аджебраил.
— Ну?
— Но, в конце концов, петух ли я в курятнике или нет? — убедившись вдруг в своей правоте и привстав с кресла, воскликнул «заботливый» дядя.
— Вот и хорошо. Я знал, что мы договоримся,— потер руки Саахов.
— Осталось дело за малым,— продолжал Аджебраил.— Обсудить…э... калым.
— За этим дело не станет.
«Жених» встал с кресла и начал расхаживать по кабинету.
— Десять баранов я дам. Лады? — предложил он. Аджебраил оторопело посмотрел Саахову в глаза.
— Слушай, как тебе не стыдно. Обижаешь сиротку. У нее же, кроме дяди и тети, никого нет! — стуча себя кулаками в грудь, выпалил Аджебраил.— Двадцать пять!
— Это неправда, слушай! Это неправда! Я высоко ценю твою уважаемую племянницу. Пятнадцать! — покручивая диск телефона и уткнувшись куда-то вдаль, уступил Саахов.
— Слушай, дорогой! Имей же совесть, а? Ты все-таки не козу получаешь, а жену. И какую! — подбежав к Саахову, принялся убеждать его Аджебраил.— Студентка,
комсомолка, спортсменка...
Шофер начал пересчитывать достоинства своей племянницы, загибая пальцы на руке.
— И за все это я прошу двадцать пять баранов. Смешно торговаться.
— Ап-ап-аполитично рассуждаешь, ап-аполитично рассуждаешь, клянусь, честное слово! — задыхаясь и заикаясь, начал Саахов.— Не понимаешь политической ситуации. Ты жизнь видишь только из окна моего персонального автомобиля, клянусь, честное слово, понимаешь ли.
Зазвонивший вдруг телефон заставил остановиться Саахова на полуслове. Подняв трубку и бросив ее обратно на рычаг аппарата, он продолжал:
— Двадцать пять баранов в то время, когда наш район еще не полностью рассчитался с государством по шерсти и мясу!
Откинувшись в кресле, Саахов выжидающе посмотрел на Аджебраила.
Кепка последнего была сдвинута на затылок, лоб покрылся легкой испариной.
— А ты не путай свою личную шерсть с государственной! — выпалил Аджебраил, нос которого, похожий на банан, начал было дергаться.
В кабинете воцарилась мертвая тишина. Саахов медленно привстал. В такой момент он напоминал громовержца.
— А я, между прочим, товарищ Аджебраил,— еле слышно произнес заведующий, верхняя губа при этом начала нервно дрожать,— сюда и поставлен, чтобы блюсти государственные интересы.
Часто моргая, Саахов вознес глаза к потолку. Вместе с ним это проделал и испуганный Аджебраил.
— Садитесь... пока...— сев рядом на стол, Саахов продолжал.— Вобщем так. Восемнадцать баранов...
Тут приоткрылась дверь.
— Закройте дверь! — крикнул Саахов входившему было сотруднику райисполкома.
— Двадцать пять! — прервал Аджебраил.
— Восемнадцать, восемнадцать,— настаивал уже выходивший из себя Саахов.
— Слушай, спортсменка, комсомолка,— опять начал Аджебраил.— И к тому же красавица!
— Ну ладно, двадцать!
Саахов посмотрел на своего водителя. Похоже, того это не удовлетворяло.
Тогда Саахов добавил:
— И холодильник «Розенлев».
— Что? — недоуменно спросил Аджебраил.
— Финский, хороший. Аджебраил мотнул головой.
— Слушай, давай договоримся по-хорошему,— продолжал Саахов.— Ну, где ты еще найдешь такого жениха?
— А где ты найдешь такую невесту? Студентка, комсомолка, спорт...
— Значит, так. Двадцать баранов, холодильник «Розенлев» и... цветной телевизор «Рекорд
Саахов на секунду задумался и вдруг произнес:
— И почетная грамота, как передовику производства, понимаете ли.
— И бесплатные путевки,— добавил шофер. Саахов медленно подошел к карте и, ткнув в верхний правый угол, сказал:
— В Сибирь!
Почесав затылок, потеребив нос и губы, немного пораздумав, Аджебраил согласился:
— Ну, хорошо!
— Ну, хорошо,— пожав будущему тестю руку, произнес Саахов.
Тема была исчерпана. Оба сразу успокоились, сели по разные стороны стола и задумались каждый о своем.
Шофер вдруг пожалел племянницу. А вспомнивший свою уже невесту Саахов подобрел и обратился к собеседнику, доставая при этом из ящика стола бутылку красного вина и два бокала.
— Ну что, дорогой? Осталось нам установить время свадьбы, и...
— Значит, так,— по-деловому начал Аджебраил.— Жених согласен, родственники тоже, а вот невеста...
Качая головой, совсем пал духом шофер.
— Да, плохо мы воспитываем нашу молодежь,— сокрушался Саахов.— Очень плохо.
— В то время, как наше государство, понимаете ли, создает все условия для счастливой жизни молодоженов, строит им, видите ли, Дворцы бракосочетаний...— обиженно продолжал Саахов.— Удивительно несерьезное отношение к браку.
Оба собеседника в раздумьи уставились друг на друга. Первым опомнился Аджебраил:
— А кто, вообще, спрашивает невесту?! Мешок на голову и...— сделав красноречивый жест рукой, он посмотрел на будущего зятя в надежде на поддержку.
Тот, наливая в бокалы красное вино, на секунду задумался:
— Да, это верно,— согласился он.
— Я бы сказал, очень правильное решение,— подняв вверх указательный палец, сказал Саахов.— Только я лично к этому не буду иметь абсолютно никакого отношения.
— Да нет, не беспокойтесь. Это сделают совершенно посторонние люди,— поспешил успокоить потенциального зятя будущий тесть.
— И не из нашего района,— добавил Саахов.
— Конечно.
С этими словами они подняли бокалы и выпили за успех операции.
* * *
За четверть часа до полудня со стороны городского парка культуры и отдыха в городок, разгоняя разомлевших под солнцем кур и уток, въехал красный открытый автомобиль. Машина промчалась через городок, привлекая к себе внимание всех, кто в этот момент оказался на улице. И, развернувшись, проделала весь путь обратно, остановившись в парке у сцены летней танцплощадки.
— Лучшего места нам не найти,— сказал водитель, обращаясь к остальным пассажирам, и заглушил мотор.
Кроме него, в машине сидели еще два человека.
Все трое прибывших были приблизительно одного возраста, но сильно отличались друг от друга. По имени они друг к другу не обращались, употребляя вместо этого прозвища.
Водитель, например, носил прозвище Бывалый. Это был грузный мужчина, явно перешедший за стокилограммовый рубеж веса, но, тем не менее, очень бодрый и подвижный.
Он редко улыбался и все время хмурил брови. Это был предводитель компании, все время чувствующий на себе бремя ответственности за своих коллег.
Его лысая, похожая на тыкву голова с маленькими прорезями для глаз была занята разработкой стратегии и тактики жизнеобеспечения их маленького, но независимого коллектива. Дух мелкого, но здорового предпринимательства иногда соседствовал в ней с явно криминальными наклонностями.
Однако вступать в глубокие противоречия с уголовным кодексом было не в его правилах.
Рядом с водителем на переднем сиденьи сидел Балбес. Это прозвище он получил скорее не за глупость, а за дурацкое выражение, неизменно присутствующее на его лице.
Балбес был заместителем Бывалого и брал на себя самые ответственные и трудоемкие участки работы. Поэтому одевался всегда крайне просто: кеды, трикотажные, обвисшие в коленях штаны и майка. От палящих лучей солнца его голову прикрывала тюбетейка.
Третий пассажир, располагавшийся на заднем сиденьи, носил прозвище Трус. Это был хлипкий худощавый человек с лирическими удивленными глазами и длинным
аристократическим носом.
Вся внешность выдавала в нем желание казаться интеллигентным человеком и говорила о том, что какая бы то ни была грубая работа не для его утонченных рук.
Одет он был в белый летний изрядно измятый костюм из легкой ткани и такую же шляпу. Под пиджаком виднелась белая рубашка и яркий полосатый галстук. Правда, белым все это было когда-то, до обретения независимости от нормального быта и привычных коммунальных удобств.