«На наши глаза, — говорит Дарвин, — носы далеко не слишком длинны у туземцев Цейлона, но китайцы VII столетия, привыкшие к плоским чертам лица монгольской расы, были поражены выдающимися носами сингалезцев, и Тсанг, описывая их, говорит, что у них клюв птицы на человеческом туловище» (Происхождение человека… Ч. 2. С. 383).
«Негры смеялись над Мунго-Парком за белизну его кожи и его длинный нос, считая это безобразным и неестественным. Африканские мавры также морщили брови и ужасались перед белизной его кожи. На восточном берегу негритята, увидав Бёртона, начали кричать: „Посмотрите на белого человека, разве он не похож на белую обезьяну?“» (Там же. С. 385).
Впрочем, нам нет надобности ходить далеко за примерами: чтобы судить о впечатлении, производимом одной породой людей на другую, достаточно обратить внимание на выражение лица простолюдина, прибывшего впервые в столицу и случайно встречающего негра.
Итак, поставим себя на место испанцев, столкнувшихся в Новом Свете с туземным племенем, у которого характерные черты были, быть может, выражены наиболее резко. Что должны были подумать они при виде толпы женоподобных существ, безбородых, с длинными, чуть не до земли, волосами? Уже давно сказано, что «когда человек останавливается по недостатку знания, то он берет самого себя мерою всего» (Вико). Естественно, что испанцы, привыкшие к резкой разнице между мужчиной и женщиной как в наружности, так и в одежде, приняли эти толпы за толпы женщин. Конечно, ученый этнограф не дался бы так легко в обман: он сначала исследовал бы туземцев и указал бы на их странную наружность. Но испанцы, прибывшие в Америку, не были учеными и не преследовали ученых целей в своем путешествии. Для них было достаточно видеть толпу женоподобных существ, для того чтобы заключить, что это действительно женщины. Заключение тем более основательное, что испанцы уже в первые дни своего пребывания в Америке имели случай убедиться в воинственности туземных женщин. К тому же и обстоятельства весьма мало благоприятствовали ученым наблюдениям: молва всюду предшествовала испанцам, и при приближении их туземцы оставляли свои селения, так что испанцам часто приходилось видеть их только в пылу битвы, среди густых лесов, окаймлявших берега Амазонской реки.
Таким образом было, по нашему мнению, возобновлено на американской почве предание об амазонках. Известия о них были принесены в Европу, и так как Новый Свет был в то время страной всевозможных чудес, то рассказы об амазонках не возбудили никаких сомнений. Напротив того, все говорило в пользу их достоверности. Путешествие Колумба было, как известно, предпринято с целью открытия морского пути в богатую Индию. Еще задолго до своей экспедиции Колумб внимательно изучал все сведения об Азии, оставленные как древними, так и позднейшими историками и географами. Основываясь на описании Азии Марко Поло, он рассчитывал достигнуть прежде всего острова Сипонго и берегов Китая (Cathay), составляющих восточную окраину Азии, и поэтому запасся даже письмами от Фердинанда и Изабеллы к великому хану Татарии. Человек, страстно преданный какой-нибудь мысли, охотно объясняет в пользу своего предположения такие обстоятельства и явления, несостоятельность которых очевидна для людей непредубежденных. Так было и с Колумбом. Убедившись после долгих колебаний, что открытая им страна не есть царство великого хана, он узнавал в ней какую-нибудь другую часть Азии и утешал себя тем, что искомое царство рано или поздно будет наконец достигнуто. Но Колумбу не было суждено дождаться этой радостной минуты: он умер, не зная, что царство великого хана отделяется от Европейского берега великим материком и двумя океанами. Его современники и последователи продолжали исследования мнимой Азии, и вот почему с открытием Америки совпадает возрождение и перенесение на вновь открытую почву всех тех чудных существ, которые, по рассказам классических писателей, обитали когда-то в Азии и за пределами мира, известного древним. Молва о существовании царства воинственных женщин на берегах Мараньона послужила, вероятно, также одним из доказательств справедливости предположения Колумба: воинственные женщины были признаны амазонками, и вот почему мы замечаем, что все рассказы об амазонках в Америке представляют буквальное повторение рассказов древних поэтов, историков и географов. Сходство это до такой степени очевидно, что о самостоятельном происхождении американского рассказа нечего и думать, так как незначительные варианты зависят, очевидно, от источника, из которого рассказчик черпал свои сведения о древних амазонках.