Сегодняшняя моя суть не может объяснить поступка меня той. А ведь это одно и то же лицо, один и тот же человек, а мое прошлое и настоящее единая судьба этих «двоих».
Иногда, оставаясь в лесу одна, я начинала мерзнуть. Неподалеку находилась ферма, куда я и направлялась. Погостить у хозяйки. В доме была большая старинная печь, рядом с которой можно хорошенько погреться. А позже сюда приходил и Грандо. Иногда с друзьями. Иногда один. Сидя у печки, он рассказывал о своих охотничьих успехах, с аппетитом ел яичницу, приготовленную хозяйкой фермы, пил вино. А толстая хозяйка в грязном платье все время жаловалась на дороговизну.
Жар печи увеличивался, усиливая запах копченой свинины и колбас, развешанных тут же и дразнил хозяйских собак, которые дремали на полу. Отогревшийся и довольный Грандо пытался целовать меня, но я не позволяла делать этого при посторонних. И, вообще, такая развязность раздражала. Снова я проявляю суровость, а Грандо становится несчастным.
Ночью мы возвращаемся домой на автомобиле. Некоторые деревья в темном лесу напоминают драконов. В скромных деревенских домишках горел неяркий свет ламп. Как хорошо, что я не живу в таких условиях! Как хорошо, что мы удаляемся от жестокого лесного холода и возвращаемся в теплый городской дом! А миллионы зверюшек страдают зимой от голода и холода. Да еще беднягам приходится спасаться от людей. Вот и славно, что я не лесная зверюшка! Такие мысли вызывали во мне недолгий прилив нежности к Грандо.
Вернувшись домой, мы рано ложились спать. Усталость не располагала к любовным ласкам, да и утром к девяти надо быть на работе. С вокзала Орсей я направлялась к парку Тюелери и, минуя его, оказывалась на площади Ван-дом. Да, в те годы Орлеанский поезд прибывал прямо в город.
Я рассказала о наших зимних встречах с Грандо. А сейчас сразу перейду к летним. Мы были вместе всего одно лето и провели его на отдыхе в Савуа. Читатель упрекнет меня в непоследовательности, в путанном перечне месяцев, сезонов и даже годов. Но прошло так много лет. Сейчас мне трудно вспомнить все по порядку. Я часто теряю нить мысли и тему. Но знаю точно одно: наш роман с Грандо тянулся ровно год. Ну, а в году, как известно, четыре сезона. И по каждому времени - свои воспоминания.
* * *
Мы выехали из Орлеана чудесным июльским днем. Во время завтрака выяснилась одна неприятная деталь: я поняла, что придется быть экономнее. В каком-то поселке, или городке, мы сходили в кафе, а затем направились в гостиницу. Но, стесненные в средствах, вынуждены были переехать в другую, более доступную по цене. Не доверяя справочнику Мишеля, Грандо сам расспрашивает о стоимости номеров, изучает ценники на дверях. Пока он вел расчеты, я с презрением смотрела на него: он изучал все мелочи, стараясь не быть обманутым в цене. Мне конечно не стоило придавать такого серьезного значения скупости Грандо - ведь сама-то росла в семье таких миллионеров-скряг! Почему меня не смущали мои прижимистые родственники? Наверное большим семьям сопутствуют большие странности. Мой дед по отцу был богатейшим человеком на Кавказе. Он тратил на благотворительность огромные деньги. Но сожалел о каждом проигранном рубле и затратах на приемы. Мать моего отца охала и ахала по каждой копейке, потраченной на продукты, но могла, не колеблясь, снять с пальца и подарить гостю ценный перстень. Тетушки, дядюшки, кузены тоже были жадны до денег. Но и они имели свои странности. А скупость Грандо, слабого и плаксивого буржуа, казалась мелочной и смешной. Я давно поняла, что он не из щедрых. Но в быту это не так заметно. В Париже мы посещали один и тот же ресторан, и цены там были одни и те же. И в Орлеане обходились без проблем. Скупость Грандо коробила меня, но я ставила ее в один ряд с другими его недостатками.
Во время первого и последнего совместного путешествия я получила возможность оценить сполна скупость своего друга. Как он радовался, найдя удобную гостиницу по сходной цене! А ведь в то время это было не сложно. Но
Грандо считая и пересчитывая каждый раз свою выгоду, приходил в восторг от «удачи». Его симпатии к владельцам дешевых гостиниц росли.
В один из вечеров мы сидели в комнате (дешевой и удобной) на берегу Женевского озера и любовались закатом. Тишина и окружающие красоты располагали к любви и нежности. В тот миг я забыла все недостатки Грандо, посожалела о своих несправедливых поступках. Захотела одарить его лаской. Бросившись в объятия Грандо, я заплакала. Мне было жаль себя, наше положение. Грандо тоже прослезился. Еще бы! Его слезы все время «дежурили» в ресницах. Они выкатывались наружу по самому незначительному обстоятельству: сентиментальный пейзаж, сердечное слово, прихлынувшее чувство - все вызывало у Грандо слезы. В этот раз я спросила, любит ли он меня. Он утвердительно ответил самыми торжественными фразами и снова заплакал. Позже, когда я вспоминала эту трогательную сцену, стала понимать причину тех слез - лицемерие и угрызение совести. Как выяснилось позднее, уже тогда Грандо строил планы по женитьбе на одной богатой особе. Разумеется, он оставит свою капризную, неимущую, беспомощную любовницу. Потому он и затеял это «прощальное» путешествие. Пора прекратить это любовное приключение, не приносящее особой радости и обзавестись семьей!