– А деньги у нее есть? – испуганно спросила мадам Фуро.
– Есть. Я не исключаю, что она сбежала с каким-нибудь…
– О-ля-ля! – ответила мадам Фуро.
И они решили не писать ничего об этом дяде девочки, а Клод пока подождет в Ставрополе. В телеграмме, которую она отправила мужу, было написано: «Привет из Ставрополя» и ничего более.
Между тем отчаяние Анны достигло апогея. Она могла бы отправить телеграмму, если бы знала название станции, но ее название было невозможно ни прочитать, ни произнести, ни уловить на слух: оно состояло из одних согласных. В нем слышался звук не то выстрела, не то открытия бутылки газированной воды. Единственное, в чем ей удалось удостовериться, это в том, что Владикавказ она уже давно миновала, но до Кавказской еще не добралась. Она подумала, что ей не остается ничего другого, кроме как продолжить путь пешком.
Анна оживилась и накупила впрок у буфетчика пирожков, хлеба, несколько соленых огурцов и две бутылки пива. Буфетчик завернул все это добро в полотенце, Анна повесила сумку на плечо и отправилась в путь-дорогу.
По правую ее руку была железная дорога, по левую – квадратные домики из красного кирпича. Она продвигалась, домики редели и, в конце концов, исчезли. Прошла она мимо маленького заводика, неподалеку оказалась кузница, где подковывали коня. Дальше – кладбище, от него начинаются огороды, сельские хижины, поля, а еще дальше – бесконечность. Степь. Сухая трава, изредка кустарники. Слева было не понять, где заканчивается земля и где начинается небо. И проселочная дорога, теряющаяся в лиловых тенях. Какое же высокое здесь небо! Светло-голубое.
Тут внезапно послышался конский топот. Сзади приближалась телега. Анна стала посреди дороги, чтобы остановить ее.
– Тпрррр! – выкрикивает крестьянин, подтягивая вожжи и с любопытством глядя на Анну маленькими серыми глазками.
Это был курносый старик. Анна улыбнулась ему. Положив ему в руку серебряную турецкую монетку, она спросила:
– Ничего?
– Ничего, – отвечает крестьянин.
– Ну, – говорит Анна, не зная других слов.
И крестьянин понял, потому что слова «ничего» и «ну» могут означать все что угодно в зависимости от того, с какой интонацией и с каким выражением ты их произнесешь.
– Ну, – повторяет Анна и забирается в телегу.
Крестьянин чешет затылок. Он снимает шапку и мнет ее костлявыми руками. Потом сует монетку под подкладку шапки и вновь надевает ее поверх засаленных волос. Берется за вожжи, и они отправляются в путь.
Едут, едут, едут, едут – ничего не меняется. Чем ближе они продвигаются к лиловым теням, тем больше те отдаляются. В какой-то момент дорога поворачивает налево, они уходят в сторону от железной дороги и от телеграфных столбов и теперь уже движутся прямо по степи. Анна вскакивает, толкает крестьянина и спрашивает:
– Ну?
– Ну, – отвечает крестьянин.
– Кавказская! – кричит она. – Ставрополь!
– Ага! – произносит крестьянин и продолжает путь.
Время идет. Солнце в зените. Нигде ни единого признака жизни. Лишь по тому, что они время от времени минуют высокие курганы, Анна понимает, что телега действительно движется. Ее охватывает страх. Она вновь толкает крестьянина и снова говорит ему: «Ну».
– Ну вот! – отвечает тот и указывает вдаль.
Анна смотрит, но ничего не видит. Вскоре она начинает различать маленькое пятнышко, которое постепенно становится лесом. Рядом с лесом показалась белая колокольня. Вот и село! Крытые соломой лачуги, дымок. Ах, дымок, дымок! Слава тебе Господи.
К заходу солнца они достигли колодца. Крестьянин сошел напоить коня. Издалека послышался собачий лай.
Когда они добрались до первого дома, за плетнем, приветствуя их, стала прыгать овчарка. Молодая женщина вышла из дома, вытирая руки о фартук, а за ней показалась орава ребятишек, один другого грязнее. Босые, без штанов, самый младший – в рубашке, доходящей ему до пупа. Крестьянин слезает с телеги, и Анна понимает, что они приехали. Понимает, что это его жилище, его внуки.
Этим вечером Анна уснула в стогу сена, а перед рассветом услышала русского жаворонка, услышать которого так мечтала раньше. Затем она познакомилась поближе с Палашей, невесткой крестьянина. Затем съела ломоть крестьянского хлеба и мягкий бублик, посыпанный маком. Она узнала, что хлеб по-русски будет «хлеб», а вода – «вода». Узнала, что крестьянина зовут Пантелеем, узнала и то, что Пантелей не имеет никаких намерений ехать дальше. И что теперь?..