В моменты великого счастья человек и сам прощает, и бывает прощен.
После того, как Клод убедилась, что в течение месяца Анна не подала никаких признаков жизни, она отправилась в Тифлис, где ее должен встретить муж: там они решили дождаться окончания войны, ведь оставаться в Батуме, расположенном поблизости от русско-турецкой границы, было небезопасно.
Чтобы обеспечить себе удобное путешествие, она завела дружбу с графиней Лисиной, женой инспектора реального училища: у той были средства, и она дала Клод не только рекомендательные письма к начальникам всех станций, но и своего слугу Акима – он проводит ее до Кавказской и там посадит на тифлисский поезд.
В день, когда Клод отправилась попрощаться с графиней, она стащила с туалетного столика мадам Фуро маленькую хрустальную пудреницу, завернула ее в белую папиросную бумагу, перевязала красной ленточкой и поднесла графине со словами: «Маленький сувенир». Растроганная графиня поставила пудреницу на столик в гостиной и приказала приготовить чай.
После чая Клод поблагодарила графиню, засвидетельствовала свое почтение его превосходительству инспектору, а во время беседы с искусством фокусника подхватила пудреницу и убрала ее в сумку. Вернувшись домой, она положила ее на место, так что мадам Фуро ничего и не заметила. На другой день горничной графини досталось за исчезновение презента.
Перед отъездом из Ставрополя Клод успела выполнить и другую свою миссию – сводить мадам Фуро в грузинскую шашлычную. Совесть Клод была уже чиста – для Анны она сделала все возможное, так что накануне отъезда она взяла под руку мадам Фуро, и они направились в шашлычную. Клод, преисполнившись блаженства, заказала черной икры, копченой семги и водки. Шашлыки они запивали красным кахетинским.
Клод была из тех счастливцев, которых не посещают сомнения и которые убеждены, что отсутствие сомнений идет только на пользу. В случае Анны она действительно не сомневалась в том, что, привезя племянницу в Ставрополь, она бы обеспечила ей будущее. Клод решила, что Анну обольстил какой-нибудь офицер и та с ним бежала. Поначалу она говорила об этом как о вероятном, а потом и сама так в это поверила, что в конце концов знала, что офицер этот – высокий белокурый обольститель из лейб-гвардии. Что будет дальше? Девочка сама решила так распорядиться своей жизнью. «La vie est un sommeil, l’amour en est le rêeeve»[100]. После второй стопки водки она поинтересовалась у мадам Фуро, о чем та задумалась.
– А вдруг дитя попало в руки торговцев живым товаром? – произнесла мадам Фуро.
– О, zut![101] – воскликнула Клод. – И что ты все думаешь о плохом? Мне сколько лет было, когда я сбежала из Парижа в Будапешт? И ничего, прекрасно добралась, не пропала.
– Как ты могла пропасть в первом классе Орион-экспресса[102] и с кавалером? Разве это одно и то же?
Атмосфера начала накаляться. Все предвещало скандал. Хорошо, подошло время шашлыка и кахетинского.
«Дзинь, дзинь», – бокалы. – О, zut!
«Zut, merde, pas re raison, Saint Nicolas est un cochon…», то есть: «К черту разум, святой Николай свинья…»
Это вольный перевод, потому что французские канцонетты не переводятся. Они только поются, и поются по-французски полупьяной француженкой, преисполненной удовольствия, юмора и кокетства.
– Такова жизнь, – сказала мадам Фуро. – Страдания и лишения. Малые лишения в мирное время, большие – в военное.
В Ставрополе лишения уже начались. Мадам Фуро было непросто найти дрова. Не то чтобы они исчезли в лесах России, но, говорят, в армию забрали два миллиона деревенских коней.
«Эхмааа», – ворчит крестьянин, поутру выехав из леса в город и к ночи застряв посреди степи: его конь, весь покрытый мозолями, уже не может идти.
– Allons, allons[103], мы пришли сюда не плакать, – говорит Клод. – Мы пришли веселиться, счастье стучится только в ту дверь, за которой веселятся. Сама увидишь – Анна найдется, все будет хорошо. Гарсон! Ликер и кофе.
После кофе Клод оплатила счет и, прямо под носом у грузина, смеясь и флиртуя с ним, засунула серебряные ножички для фруктов в свою сумку.
100
102