– И что бы вы думали?
– Что? Что? – спрашивают все три слушательницы.
Граф вынимает платочек, вытирает лоб и спрашивает у мадам Фуро, не осталось ли коньяка. Конечно же, осталось, мадам Фуро бежит в свою комнату и несет бутылку. Итак?
– Итак, что бы вы думали, случилось после того? Его тело нашли в одном из каналов и достали, чтобы похоронить, и в тот самый момент, когда царица с великими княжнами и весь двор безутешно плакали над гробом, Распутин приоткрыл правый глаз и подмигнул Вырубовой.
– Да что вы говорите!
Лишь только развеялось впечатление от убийства Распутина, мадам Фуро вновь преисполнилась решимости выставить графа. «Это уже нельзя терпеть. Что будет дальше? Всем помереть от голода? Ни за что!»
– Господин граф, мы вас очень любим, однако, как вы и сами понимаете… и т. д.
Граф вскочил и тут же покинул дом, хлопнув дверью.
Через полчаса он вернулся. Под мышкой у него была белая курица.
На следующий день курица была сварена, и граф, само собой, остался в доме. Впрочем, проблему это не решило.
Мадам Фуро, отчаявшись, села на стул возле окна. Анна ушла на урок к Анатолию Кузьмичу, мамзель Селестина прилегла отдохнуть после еды. Граф куда-то ушел. Она же сама успела вымыть посуду, разложить два пасьянса и вот теперь сидела у окна, наблюдая за воробьями во дворе. И они, горемычные, искали еду. Ах! Что за дела. Что за времена. К тому же сейчас конец февраля, сердце зимы. Самое суровое время. Разве можно в такое время выкинуть на улицу графа и мамзель Селестину? Нет, ни за что! Но необходимо найти какой-то выход.
К дому приближается высокая госпожа. Одета хорошо. Шуба – целиком из крота. Сапоги – высокие, до подола. Лайковые перчатки, белые как сливки. Иностранка и аристократка. В таких вещах мадам Фуро не ошибается. И поступь, и улыбка… «Пардон?»
Госпожа подошла, стоит под окном и обращается к мадам Фуро. Она спрашивает, где живет мамзель Фифи из Петрограда, которая гадает на картах. Мадам Фуро бежит к двери и открывает.
– Вы мамзель Фифи? – спрашивает госпожа. – Мне писала о вас госпожа Рябушинская, и я пришла, чтобы вы мне погадали.
– Меня зовут Фуро, мадам Фуро, – только собралась она ответить и добавить, что не гадает на картах, как внезапно глаза ее заблестели, и, пропуская госпожу, она лишь сказала. – Проходите, к вашим услугам.
Мадам Фуро ведет госпожу в свою комнату, помогает ей снять шубу, усаживает ее за столик напротив себя и берет колоду карт.
– Сядьте и сосредоточьтесь.
Через полчаса мадам Фуро уже знала все о семье госпожи, которую звали Татьяной Андреевной Суриной и чей муж – гвардейский офицер – служил в Преображенском полку, теперь восставшем вместе с Волынским и Литовским полками. Само собой, без офицеров, под предводительством музыкантов, прошествовали эти полки по улицам Петрограда. Теперь же повстанцы ходят по улицам и срывают галуны с офицеров, так что Татьяна Андреевна крайне обеспокоена судьбой своего супруга.
– Король пик, – говорит мадам Фуро, – немолодой человек, не желающий вам добра, кто это?
– Ах, мадам! Это же его брат, негодяй. Пропащий человек, приохотил моего мужа к картам. Два имения спустил, подлец.
– Не беспокойтесь, мадам, он далеко. Смотрите – над ним шестерка пик – дорога.
– Да, он уж давно пропал.
Уходя, Татьяна Андреевна горячо поблагодарила мадам Фуро и оставила на столике конверт, полный рублей.
– Завтра я приведу к вам золовку, – сказала она уже в дверях.
С этого дня их жизнь наладилась, они уже не терпели лишений.
Между тем приходили вести, что в Петрограде назревает великое зло. Повсеместно распространилась безработица, и безработные то и дело устраивают стычки с полицией и казаками. Улицы заполнены народом, требующим хлеба.
Однажды Татьяна Андреевна буквально прибежала, чтобы мадам Фуро немедленно разложила ей карты. Плохи дела, говорит она, от мужа нет никаких вестей. Расхищен Арсенал, восстали матросы в Кронштадте, толпа повстанцев выпустила заключенных из Петропавловской крепости, полицейские как сквозь землю провалились, а служанки, нарядившись в господские шубы, надели красные кокарды и разъезжают в автомобилях под Марсельезу. Революция.
– Сядьте и сосредоточьтесь.
Что же теперь могла сказать мадам Фуро?
– Кровь, – говорит она.
– А мой муж?
– Нет, ему дорога открыта. Он смотрит на дорогу к вам. Приедет.
Тут мадам Фуро промахнулась – уже не было открытых дорог. Все миллионы измученных и озверевших русских солдат сложили оружие и покинули фронт. Они не хотят воевать. И, конечно, большинство взяло оружие с собой: «Огонь и топор всем, кто столько лет насмехался над нами». Поезда и вокзалы переполнены.