Вечером ветер образумился и небо просветлело. На севере цепочкой вытянулись горы Главного Кавказа. Было хорошо видно и Казбек, и Эльбрус. Моя женщина долго смотрела в их сторону и никак не верила, что враз можно видеть эти два исполина, даже на карте отстоявшие друг от друга на расстоянии, внушающем уважение. Ее устремление передалось и мне. Я некоторое время смотрел туда же. Потом у меня появилось ощущение, не смотрят ли так же вот на горы и Уплисцихе, и часовенки, и крепости, и сады, и наши дома, и не пережили ли они все невзгоды, бури и пожары только потому, что у них была возможность опереться на эту чистоту и эту вечность. Я подивился своему ощущению — подобного со мной не случалось.
«Не женское ли это влияние! Горазды ведь они на всякие такие штучки!» — подумал я.
За ужином, когда были выпиты тосты по обычаю, Цопе вдруг сказал, что хочет выпить за сегодняшний день, который бы в нашей жизни да еще не раз повторился.
— Давно мы с тобой не охотились! — сказал он.
— Разве это охота — одного бекаса убили! — заглушая новое свое ощущение, воскликнул я.
Цопе не сказал ничего, только взял кувшин, встряхнул его, определяя, сколько в нем осталось, и позвал жену, чтобы принесла еще. Это вообще-то мужское дело — прикасаться к вину. Но жена у него очень кроткая и благородная. Ее прикосновения вину не вредят.
— Ты скажи своей женщине, — сказал Цопе, глядя мимо меня на трепещущие среди виноградных листьев звезды. — Скажи, что Цопе зря никого никогда не тронет!
— Э, да она уже все давно забыла! — хотел я его успокоить.
— Стоило ли бы речь заводить, если бы запомнила! — сказал Цопе.
Мы сидели, два брата. Рядом сидели наши женщины.
Луна
— Вот из этого вышел Магаро. Из этого мог выйти только завмаг! — украдкой показал Дато на две кучи глины, под большим орехом около забора.
Я спросил, из какой глины вышел Жора, ежедневно ее из леса в деревню привозящий. Дато сел на скамеечку в тень, попросил ключевой воды. Я принес и спросил снова… Дато плеснул остаток из ковша на выгоревшую плешь в середине двора, не достал. Сказал:
— Жора дарвинист?
— Как? — сказал я.
Дато пожал плечами. Я с подозрением поглядел на него. В недавнем нашем разговоре никто Жору за язык не тянул. Он прямо сказал: из глины приходим, в глину уходим!
— Маскируется! — сказал Дато и с испытанием спросил: — Вы зачем в лес жить уходили?
— Зачем? — тоже с испытанием спросил я, хотя в тот же миг обо всем догадался.
— Именно! — сказал Дато, догадываясь, что я догадался.
— Но мы думали о том, как мир соединить, до сих пор разделенный! — нашел необходимым напомнить я.
Дато встал и велел идти за ним. Он размеренным шагом горного человека повел в кухню, размеренно взял медный котелок на двух палках-держалках, большую воронку из сушеной тыквы, ведерко с водой и узкую, чисто вымытую деревянную лопату. Мне он велел взять два кувшина по ведру объемом и размеренно вышел за ворота. Я пошел за ним, но думал о нашем с Жорой житье в лесу.
Я житье в лесу объяснял иначе, чем Жора, оказывается.
То есть я совсем его не объяснял. Жора сказал: «Давай держаться вместе, потому что рабы и свободные люди объединились, как сказал товарищ Сталин, и с громом опрокинули локомотив истории!» Тогда я принял это за иносказание. А тетушка Кекелия внесла в сказанное поправку. «Никакого локомотива товарищ Сталин не опрокидывал!» — сказала тетушка Кекелия. Но и тогда я обратил все в иносказание, потому что младший сын тетушки Кекелии получил должность охранника на железной дороге и полагающееся к должности табельное оружие, в связи с чем ни о каких диверсиях на железной дороге не могло идти речи.
Вот так я принял наше житье в лесу с Жорой. Он же, оказывается, тайно рассматривал его научным экспериментом и, вероятно, ждал, когда у меня появится от лесного житья хвост.
Неотступно следуя с двумя кувшинами за Дато, я мысленно возмутился коварству Жоры.
— Получишь у меня стаканчик вина только в тот день, когда обнаружишь хвост у себя! — твердо сказал я.
Во дворе у тетушки Кекелии стоял ее младший сын. Белая его сорочка зримо отражала солнце. В руках он держал черную кожаную папку. Она отразить солнце не могла и жгла руки. Ради должности он не показывая виду. Он считал необходимым, что пришло время жениться, и смотрел в ту часть улицы, где жили Гуло и Маргарита, с которыми я часто встречался около родника и слегка любезничал.