Тем временем потихоньку начался огневой контакт – флагман противника «Ретвизан» прошел точку поворота. Ему засчитали три попадания, в результате которых он лишился одной из шестидюймовок правого борта и узла скорости. Начался обстрел идущего вторым «Саши Третьего»… Наши пока обходились без потерь. А «Света» наконец оказалась точно по курсу флагмана! Тут же два миноносца выскочили вперед и подожгли контейнеры с дымовухой – якобы чтобы скрыть «Свету» от прицельного огня противника, а на самом деле – чтобы никто не видел, чем она теперь занимается… Весь наш запас «плавучих мин», то есть здоровенных деревянных чурок, был сосредоточен на «Свете» и оставшемся миноносце – они были завалены дровами чуть ли не по мостик. И наконец начали избавляться от хлама на палубе…
Оставалось надеяться, что группа офицеров небогатовского штаба не зря два дня пыталась найти методики учета ветров и течений при сбросе подарков Макарову. Собственно, задача «Светланы» на этом была выполнена, дальше ей следовало, пользуясь преимуществом в скорости, удирать куда-нибудь, желательно, конечно, на пути снабжения противника, только туда ведь могут и не пустить… Но генерал-адмирал пошел на отсебятину.
Продолжая прежний курс, «Светлана» теперь оказалась слева от флагмана, примерно в пяти милях. И вдруг она сбросила скорость и открыла огонь по «Ретвизану»! Макаров оказался в интересном положении. Результативность огня засчитывали по предварительным стрельбам, а на них только «Света» показала попадания из шести дюймов с такой дистанции! То есть отвечать из вспомогательго калибра он не мог. Блин, если бы он слегка отвернул и сократил дистанцию с обнаглевшим генерал-адмиралом, весь наш план пошел бы насмарку! Но Макаров решил не обращать внимания, к месту событий приближались «Новик» с «Палладой», они разберутся… А пока «Света» деловито жгла боезапас – каждую минуту «Ретвизану» засчитывали по попаданию.
У наших броненосцев дела шли строго по плану, то есть весьма хреново. Головной «Сисой» словил уже с десяток снарядов главного калибра, лишился командира, половины офицеров и трети артиллерии. Шедший за ним «Ушаков» с Небогатовым на борту пока держался, а вот «Николаю Первому» не повезло – на втором попадании ему выпало «Взрыв носовых погребов», и теперь он болтался в стороне от строя с единственной пушкой и без хода. Затесавшемуся в компани броненосцев «Баяну» тоже досталось, а вот «Аскольд» под шумок сбежал. Нечего ему было делать в этой свалке, пусть лучше попробует прорваться к «месту высадки»…
Но все на свете имеет один конец, и «Ретвизан» наконец доплыл до чурок. Посредники на его борту вдруг обнаружили, что море за бортом больше напоминает суп с фрикадельками, и пошли доклады – первая мина есть, вторая… На третьей броненосец «затонул со всем экипажем». Только что эскадра Макарова являла собой образец прекрасно управляемого соединения – но вот командир «погиб», и соединение превратилось в толпу. Шедший вторым «Саша Третий», вместо чтоб ударить по тормозам (или что там у него вместо них, контрпар?), попытался отвернуть и тоже вляпался в мину. «Ослябя», обходя мины, оказался под огнем практически всей нашей эскадры, сам находясь носом к ней… Чаши весов фортуны начали клониться в другую сторону. Или это у фемиды весы? В общем, «Южным» стало нехорошо.
А я тем временем удалялся от места событий – мой корабль, к удивлению посредника, держал курс на Выборг. Справа на горизонте мелькнул и исчез дымящий всеми пятью трубами «Аскольд» – он спешил к Пулково. Потихоньку начинался ранний осений вечер, я начал распаковывать один из чемоданов.
Когда в состав группы «Северных» был включен «Забияка», я как-то не обратил внимания на этот факт, но стоило только увидеть этот «крейсер» вживую… речной трамвайчик вы себе представляете? Вот и это было нечто вроде того, только малость подлиннее и с мачтами. На его мостике еще можно было чувствовать себя капитаном Бладом, но уж никак не адмиралом Уриу, не говоря уж о Того с Камимурой. Поэтому я, подумав, решил использовать эту мелкую «заибяку» для мелкой пакости «Южным». Теперь она всю ночь должна была потихоньку красться вдоль берега, чтобы к утру оказаться в Финском заливе, между Кронштадтом и Питером. Свободные от вахты матросы сколачивали из нашедшихся на борту досок нечто условно-шарообразное. Посредник сообщил об этой деятельности в свой штаб, но, судя по всему, никаких инструкций не получил и теперь с интересом ждал развития событий. Наконец часов в пять утра капитан сообщил мне, что мы на месте.
В воду полетели сделанные за ночь гибриды противотанковых ежей с собачьими будками. А матросы бодро расставляли на палубе извлеченную из моих чемоданов загодя приобретенную в нашем времени китайскую пиротехнику.
– Давайте, ребята, дергайте за веревочки, – предложил я. Вокруг завыло, засвистело, заухало… В небе раcцветали невиданные тут разноцветные фейрверки.
– Что это? – спросил малость обалдевший посредник.
– А это мы прорвались к вражеской столице (я махнул рукой в сторону спящего Питера), завалили всю бухту самодельными минами и вот теперь обстреливаем правительственные здания. В регламенте учений такого нет, это я просто из любви к искусству разыграл небольшой этюдик… Правда, красиво вышло, ни одна собака даже и не почесалась?
Окончание учений я банально проспал – как лег после своего салюта, так и встал в два часа на следущий день, когда войнушка уже завершилась. Я без особой спешки пообедал на корабле и сошел на берег. Дожидаться общего разбора учений смысла не было, в Георгиевске полно дел, Михаил по пути на Волгу туда обязательно заскочит, да и с Гошей мы будем обсуждать результаты именно там. В Гатчине я написал генерал-адмиралу поздравительное письмо, сделав упор на его блестящую импровизацию, в значительной мере определившую исход Гогландского сражения. Письмо заканчивалось словами «так что сами видите – зря вы сомневались в своих способностях руководить современным морским боем». Отправив эту хвалебную оду с нарочным, я сел на борт Љ1 и отбыл в Георгиевск.
Через пару дней туда прибыл Михаил, привез официальные результаты учений. По очкам выиграли «Северные». Выход на коммуникации противника осуществили обе стороны, но мы успели раньше. Прорыв к месту высадки десанта получился только у нас. Бой у Гогланда был признан победой «Южных» – мы, действительно, потеряли на один корабль больше. Правда, учитывая, какие корабли имелись с той и другой стороны, результат получался неоднозначный. Макаров ходил хмурый и говорил, что недооценил значения мин как наступательного оружия.
– Как у вас получилось поднять «Пересвет» на пять километров? – задал наконец Мишель не дававший ему покоя вопрос.
– Вам как отвечать, господин полковник, с соблюдением правил хорошего тона и субординации или как есть? – поинтересовался я.
– Как есть, – несколько напряглось младшее высочество.
– Потому что я думал головой, а не жопой! Вы что, не понимали простую вещь – в тех условиях высота полета имеет решающее значение? Или за время своего начальствования успели забыть и тот минимум теории, который я давал вам в школе? Отвечайте мне – что делает в моторах «Тузика» и «Бобика» высотный корректор?
– Изменяет положение иглы карбюратора в зависимости от атмосферного давления, то есть высоты, – отрапортовал Михаил.
– Теперь вы понимаете наконец, что я сделал на лишенных этого автомата движках «Пересвета»?
– Да. Вы вручную установили иглы в крайнее нижнее положение. Но это же вызвало потерю тяги у земли?
– А вот тут для взлета требуется некоторая квалификация, согласен. Но не запредельная, тот же Полозов справился бы не хуже. Я достал из бара пару бутылок пива.
– А теперь предлагаю поговорить более душевно. Пиво будете? Так вот, вы очень хороший командир. Но чтобы стать отличным, вам не хватает одного небольшого, но важного умения – в случае необходимости быстро находить нестандартные решения. Если бы вам кто-нибудь предложил такую идею, вы бы сказали «по уставу не положено» или распорядились бы проверить, насколько это реально?