Впрочем, к кому это относилось? К Гартамонову, к Г.? К карикатурному Гитлеру, которого он тоже представлял своим лицом?
Отрастить ему хвост или другое неудобство или непотребство, продолжали мучители. Закатать на двенадцать земных лет лунной каторги. Предлагали, к слову сказать, информационную изоляцию, а так же другие меры и методы - от наказания смехом до черного сглазу.
- Но позвольте... позвольте ж представиться... Гы... Гы... Гы... - сказал в свое оправдание Г.
- Представиться? Да на кой ты нам? - перебила Яга. - Нам и так про тебя все известно. Гартамонов. Он же Вавака, он же Гартман, Коровин, Гарт. С годом рождения затрудняюсь, да это нам и неважно.
- Но ...
- За всё содеянное нужно платить, а у тебя неуплочено, - сказала Яга.
Только Кощей, кажется, ничего не произнес в адрес обвиняемого, хотя и бормотал что-то себе под нос, я только 'зеркало-коверкало' смог разобрать. Он стоял у зеркального фальш-окна, как бы обращавшего взор наблюдателя не за предел помещения, а внутрь его.
И возможно, это зеркало заметило первым, как начинали вдруг оживать: Голова, Черномор, Горилла, Каспар, Ваз - да и все прочие, как чмо, так и пустые болванки. Многие падали. Болванки оставались лежать, шевеля конечностями, чмо пытались вставать с разной степенью неуклюжести, все это отвлекло внимание присяжных от Г., и только вопль кровожадной старухи вернул действие в русло.
- Бейте его!
И Яга, обратившаяся в ягуара, первой бросилась на Ваваку сего.
Неспособное помыслить действует слепо. Все прочие слепо накинулись на него.
- Кажется, вспыхнули беспорядки... - пробормотал Викторович.
- А ты б хотел, чтобы порядки вспыхнули? - сказала Сусанна. Голос ее звенел.
Викторович бросился открывать. На это раз генерал ему не препятствовал.
- Третье действие переходит в действительность, и вмешательства не миновать, - сказал Джякус, который, я думаю, тоже о чем-то догадывался, а возможно, и был посвящен. Как и Джус, впрочем.
Сусанна, оттолкнув Викторовича, ворвалась в Кунсткамеру первой. Вслед за ней ворвалась собака, потом Викторович, а потом уже мы все.
Ворваться-то мы ворвались, однако вырвались далеко не все.
Торопецкий, Гартамонов и Джус решительно вклинились в толпу, и я тут же потерял их из виду. Викторович обогнул кучу-малу, часто и внимательно озираясь, взгляд его шарил по полу, и я понял, что он ищет пульт.
Потасовка. Рычанье и вопли. Месиво тел. Мелькали: спина Торопецкого, чья-то разверстая пасть, куриная лапка, опрокинутое лицо генерала.
Какое-то безумие (видимо, заразительное) овладело и мной. Я схватил за ворот ближайшее тело и стал трясти. Потом бросил его и ввинтился в толпу. Меня тут же отбросило, ударило о стену - словно мной в пристенок сыграли - и снова отрикошетило в кучу-малу, в этот кипящий страстью котёл.
Дальше не помню. А когда очнулся от упоения и забытья - застыли в последней немой сцене: герои Гоголя и големы, творенья доктора Моро и доктора Франкенштейна, Урфин Джюс и его деревянная солдатня. Словно архангел здесь побывал и поубивал всех. Действующая десница Господня, как сказал бы Ваз, а может быть, и сказал. Среди них трое, застывшие уже навсегда: генерал Гартамонов, бывший капрал Торопецкий, и Каспар Моравский, майор. И повсюду клочки одежд и волос, сорванные головные уборы, и кровь, кровь...
Знаете, я хоть и понимаю, что все это не окончательно, однако не могу отделаться от мурашек и печальных чувств.
Да, главного не сказал: пульт вывалился из рук Кощея, на которого никто и подумать не мог. Если, конечно, верить Викторовичу. Он этот пульт, мол, подобрал и им воспользовался для немой сцены. Сам Кощей был обнаружен под зеркалом, в которое он бросился, пытаясь эвакуироваться из этого бардака. С искривленным лицом, носом, свернутым на сторону - такое случилось 'коверкало'.
Мы, выжившие, были почти что контужены произошедшим, пережив все стадии изумления: от легкого потрясения до сотрясения мозга, от сотрясенья мозга до землетрясенья, от землетрясенья до потрясения основ. Так что первое время даже внятно общаться между собой не могли. А пока что прибрали останки, замели следы.
Однако вот что.
Я думаю, что Торопецкий в пору своей лояльности и доверия со стороны Гартамонова сумел заменить головные уборы болванов на колпаки Глиттера, внешне им соответствовавшие. Банданы, кепочки, парики. Я думаю, он хотел всех наделить колпаками, да не успел, был выпровожен. Пришлось довольствоваться теми, что есть. Удался ли его план или нет, судить трудно. Тем более, мы даже не знаем, каким он был задуман, план.