- Да заткнётся он, наконец? - прорычал Вазелин.
- Нет-нет! Это любопытно! - сказала Яга.
- Живописная месть... уж я вас изображу... уж я вас так попишу... оставлю... в веках... ославлю...
И снова умолк, к сожалению.
Тут со всех сторон посыпались обвинения. Я не успел фиксировать заявителей. Обвиняли в следующем. - В злоупотреблении властью (Котляр). В генетическом моделировании (З. Горыныч). В содержании чмольного (Вазелин и Каспар). В присвоении каких-то метрик и чьих-то заслуг (Г., тенором). В избиеньи Яги (Яга). В нарушение закона о содержании чмо. В организации Матрёшки. В живописи. В принуждении к живописи. В криминальной деятельности. В убийствах, похищениях, кражах, захвате чужого имущества. В хитроумии. В сумасшествии. В связях с монахами. В незаконной коммерческой деятельности по изготовлению тел. В национал-социализме. В мечтательности. В глобальных планах по переустройству мира и переделе влияния. В мстительности и зависти. В тоталитаризме. В злоупотреблении злом. В создании марьяжных личностей. В попытке извлечения с того света умерших, то есть некромантии. В нарушении законов. В нарушении законов природы. И даже Викторович, сей покорный с виду слуга, мне показалось, что-то буркнул себе под нос насчет своих холуйских обид.
И все это вперемешку с воплями Каспара и Вазелина (Да найдите же пульт! Да кто-нибудь, почешите ж меня!).
Я вроде как обязан генералу существованием. Но с другой стороны (как Торопецкий) обижен на него за вероломство с болотным миксом. Да и у Алика обиды на него есть. Так что я тоже чуть было не присоединился к обвинителям.
- Но ведь это неправда, не правда ли? - сказала Сусанна.
- Нет, это любопытно... - пробормотал Гарт.
- Более, чем, - сказал Торопецкий.
- Особенно, насчет некромантии, - сказал Джякус.
- Как хотите, а я этому не верю, - сказала Сусанна.
- Живопись имеет место, - сказал Джус. - Так может - и всё прочее есть?
- Насчет хитроумия... кхм..., - откашлялся Викторович.
Я промолчал.
Сусанна - опять она - сказала:
- Но ведь этого не может быть!
- Присоединяйся к нам, Гартамоша! - громко сказал Каспар. - Без тебя бестиарий не полный!
- Дурак! Сколько раз тебе говорить? - сказала левая Горынычева голова.
- А я сколько раз тебе говорила? - сказала правая, будучи, очевидно, женского полу.
- П...п..п...- затрясла собой средняя, но дальше у этой заики дело не пошло.
В отчаянии она сорвала с себя колпак и поникла. Или с нее сорвали - руками общего туловища. Смотря по тому, какая глава в этот момент главенствовала. Лишенная связи с конструктом, который сидел в сети, она безвольно свесилась и бессмысленно улыбалась.
Разительное отличие от Вадимовой ситуации! У того Гитлер всё более заявлял о своем присутствии. То есть, в результате какой-то остаточной инсталляции возникла прогрессирующая саморазвивающаяся система, вытеснившая первоначальную личность почти полностью. А Горынычева опустевшая голова (средняя) только гугукала да пускала слюни.
- Вот видишь к чему приводит расколпачивание, - сказал Войцеховский Вайсу
Оставшиеся головы переглянулись.
- О-о-о! - простонал Кощей
Вадим сделал маленький зиг.
- Да будет славен Вавака во веки веков! - вскричал Кушнер.
Такие дела. Представляете, каково мне было наблюдать это смешанное (и порядком смешное) общество. При моей-то смешливости.
Чем изощренней вербализация, там дальше автор от истины. Возможности непосредственного восприятия шире вербальных. При переводе действительности в словесность не обойтись без потерь (до 90%). Тем более при такой стремительности, с какой действие развивалось у нас.
- Ну, какие будут репрессии? - подстегнула Яга.
Отдайте его нам в опустевшую голову, сказали Горынычи. Зафиксировать и зудом снабдить, сказал Ваз. Пусть будет памятник нерукотворный, добавил он от лица Пушкина. Сделать из него чмо на полусогнутых, сказал переменчивый Кушнер, пускай шестерит. И да будет славен Вавака во веки веков, на всякий случай добавил он. Пусть он на мне женится (Яга). И вернет мне мое лицо (Вадим). Отказать ему в живописи. И в фашизме, сказали Войцеховский и Вайс. Запытать его до смерти, сказал кто-то.
Не скажу, что бы мне это понравилось. Во-первых, почему за вожделенья души должно тело расплачиваться? Во-вторых: какое отношение мучимое тело имеет к программе конструкта? Да и сама программа как искупит грехи оригинала? Тем более, телом, которое вообще ни при чем? Программа как козел отпущения - это что-то новое в пенитенциарном творчестве.