Вслед за ним стали лопаться и прочие трупы, ещё более усугубляя вонь.
- Ну ты даешь! Всех мертвых убил! - сказал Каспар почти с восхищением. - На самом деле этого нет ничего, - продолжал он, вернувшись к интонациям гида и толкователя. - Вообще ничего. Это мы сами под действием информационного голода генерируем этот призрачный универсум, весьма противного свойства, должен сказать. - Я и сам неземной своей головой это понял уже. - Надо выбираться отсюда. Там все у нас будет иначе. И благодать, и истинный свет, и пение, сходное с серафическим. Только надо отсюда выбираться скорей, - повторил Каспар.
Я, более не раздумывая, рванул за ним.
Не расточая слов, не выбирая дороги, где быстрым шагом, а где и вовсе позорной трусцой, я едва поспевал за Каспаром, стараясь только не отставать от его проворной спины. Теперь я видел лишь то, что находилось непосредственно под ногами да неясно воспринималось боковым зрением. Здесь кто-то пронесся незадолго до нас, слон или мамонт или иное огромное существо, и проторил это подобие просеки. Я подумал даже о сбежавшей избушке, но не успел как следует оформить эту сумасшедшую мысль, как Каспар встал, я ткнулся ему в спину и тоже встал, а подняв голову, увидел наше беглое бунгало. Избушка тоже увидела нас и попятилась, с треском свалив сосну.
- Вот куда ты ее загнал, - сказал Каспар. - Ты нас не бойся, старая. Дай войти.
Избушка замерла, словно раздумывая над услышанным. Лапы ее все еще были в грязи. В одну из них намертво впился когтями кошачий труп. Из трубы валил дым. Дверь дернулась и, дребезжа, отворилась. Словно вход в иной мир, подумал я.
Крыльца не было. Однако желание покинуть этот пикник и воспользоваться хоть каким-то убежищем было столь жгучим, что я мгновенно вскарабкался и перевалился через порог. Вслед за мной влез и Каспар.
Внутри было почти что темно. Сквозь единственное мутное оконце едва проникал свет. Я видел лишь лавки по стенам да сами стены, подбитые мхом. Глаза меж тем привыкали к полумраку. Стало видно, что здесь полно всяких кукол - из волос и тряпок, сучьев и корневищ, мха и травы. Они сидели по лавкам, валялись на полу, свешивались с потолка вперемешку с березовыми вениками. Из щели в дальней стене пробивался пар. Оттуда доносилось кряхтенье, поскрипывала половица, что-то звякало и шипело - мне представилось, что там, за дверью, кто-то у печи хлопотал.
Вдруг меня обдало жаром, клуб пара заполнил избушку, а когда он поднялся и распластался по потолку, пред нами встала баба Яга. Как лист перед травой, сплюнул я, досадуя на свой невольный испуг.
- Чур меня, чур! - вскричала она. - Никак опять русским духом пахнет?
Мне стало немного стыдно за мой фанк.
- Не любо - не нюхай, - грубо сказал я.
Она же, всмотревшись в нас, тоже сплюнула.
- Тьфу, напугали, лешие! Тьфу на вас! Чур!
Яга ногой плотнее прихлопнула дверь. Одета она была в лохмотья и выглядела ровно так, как было уже неоднократно описано.
- Извини его старая, - сказал Каспар. - Он и вправду не в духе. Был сердитым убит. - И, чтобы зря не злить ни меня, ни старуху, поспешил обратить всё в шутку. - Какой Тофет не рай, какая сера не амбра... - пропел он едва ли не льстиво.
Однако, удивился я, не подозревая в нем столь изощренной начитанности. Цитата была выдернута из одного английского проповедника.
- Ну, это уже чересчур, - скривилась нечисть. - Какая от вас, жмуров, амбра... Кабы добрая воня, а то сущий смрад.
- Да что ты все чур, да чур, щур, да жмур, - с досадой сказал Каспар. Видимо, напоминание о собственном незавидном состоянии кольнуло его. - Жмуров чураться - в ад не ходить.
Тем не менее, они обнялись.
- Кто такой? - спросила бабка. Её глаза, пронзительные, зеленые, сверлили меня из-за его плеча.
- Свой, - кратко ответил Каспар.
- Свой своему поневоле брат.
Она и мне распростёрла объятья¸ но я предпочёл уклониться от них.
- Чую, будет мне сегодня пожива, - усмехнулась Яга. - А ты, братец, поторопись, - обернулась она к Каспару. - Теперь самый жар от углей.
- Ты погреться хотел. - Каспар распахнул дверь в баню.
Он распахнул, я заглянул, пытаясь всё охватить и запомнить быстрым движением глаз. В этой бане на курьих ножках был какой-то потаённый резон.