До середины XIX века различные детали в организации военной службы и в казачьем землеустройстве подчеркивали специфику того или иного войска. Несмотря на попытки унифицировать аграрное законодательство в казачьих войсках во второй половине XIX века, некоторые особенности в казачьем землевладении и землепользовании сохранялись вплоть до начала XX века. Собственно, об этом и идет речь в последней, четвертой части 11-го тома под авторством Н.А. Чернощекова. По его мнению, высочайший рескрипт Александра II от 24 июня 1861 года, предоставивший льготы кубанским казакам при заселении предгорий западной части Кавказского хребта, а также специальное Положение от 10 мая 1862 года, зафиксировавшее эти льготы в развернутом виде, обусловили дальнейший ход и направленность аграрных мероприятий в казачьих войсках. Н.А. Чернощеков отмечал, что Положение 1862 года внесло «в казачье землеустройство совершенно новые начала, а именно впервые допустило развитие частной собственности и разрешило водворение в станицах лицам не казачьего сословия…»59. Такое решение автор четвертой части связывал с доминированием в казачьей правительственной политике линии, получившей наиболее яркое воплощение в деятельности Временного комитета по пересмотру казачьих законоположений. Н.А. Чернощеков пишет об отрицательном отношении комитета к общинной системе землевладения, распространенной в казачьих войсках. Комитет считал, что «общинное землевладение, стесняя развитие частного благосостояния, ограничивало производительность земель, которые могли бы прокормить вдвое и втрое больше населения…»60. Тем не менее итоги рассмотрения в комитете и в других инстанциях возможности применения «Положения о поземельном устройстве государственных крестьян» (1866) к казачьим войскам оказались отрицательными. Таким образом, право государственных крестьян по продаже своих земельных участков как односельчанам, так и посторонним лицам не распространялось на рядовое казачество, хотя и продолжало сохраняться за Кубанским войском. Причины отказа от опыта государственных крестьян были разобраны еще в первой части тома61. Новый закон, подготовленный комитетом, «О поземельном устройстве в казачьих войсках» от 21 апреля 1869 года все земли, отведенные станичным обществам, признавал состоящими во владении, а не собственности станичных обществ. В законе также закреплялись права казаков на земельный участок, само же распределение земель и порядок надела уточнялись положениями и правилами о размежевании, разработанными отдельно для каждого войска62. Н.А. Чернощеков показывает специфику реализации закона от 21 апреля 1869 года во всех войсках, акцентируя внимание на негативных последствиях его применения, в том числе на массовых примерах сдачи казаками своей земли в аренду63.
В отличие от простых станичников, казачьи офицеры и чиновники все же получили землю в частную собственность. Еще в первой части тома подчеркивалось, что решение по этому поводу исходило лично от Александра II и имело символическую сторону. Обнародование специального положения, регулирующего передачу срочных участков земли, находящихся во временном пользовании офицеров и чиновников войска Донского, в полную их собственность, было приурочено к празднованию 300-летнего юбилея войска Донского в мае 1870 года64. На принятие такого решения, по мнению Н.А. Чернощекова, повлияли два обстоятельства. Первое – это наличие среди представителей власти мнения «о вреде временного пользования землей с точки зрения правильного ведения сельского хозяйства и повышения производительности почвы». Второе – как было установлено, доход со срочных офицерских участков «оказывался далеко ниже пенсионного обеспечения офицеров регулярных войск», назначить же немедленно казачьим офицерам пенсию не представлялось возможным по финансовым соображениям. Таким образом, перевод срочных участков в потомственную собственность давал «возможность тем, кто не мог и не хотел вести хозяйство, путем продажи участков получить единовременное денежное обеспечение»65. Упомянутые законодательные акты во многом предопределили казачий хозяйственный уклад жизни во второй половине XIX века (за исключением Уральского войска66), и Н.А. Чернощекову оставалось только подчеркнуть особенности их фактического воплощения в том или ином войске67.