Как мы уже отмечали, эмигрантская историография ничего принципиально нового в изучение правительственной политики в отношении казачества в царствование Александра II не привнесла. И даже оригинальная интерпретация Н.Н. Головина, кроме повода для возможного сравнительного исследования военного законодательства с участием казачества, не стала чем-то большим в теоретико-методологическом плане.
В постсоветский период количество исследований по казачьей тематике растет из года в год, они уже с трудом поддаются систематизации110. В этой ситуации, чтобы избежать возможных упреков в неупоминании той или иной статьи, книги, диссертации и не превратить дальнейший обзор в библиографический список с комментариями, мы будем применять следующий критерий для отбора значимых для нас работ. Он подразумевает присутствие в текстах новых сведений и, соответственно использование их авторами ранее неопубликованных, преимущественно, архивных материалов, наличие (или хотя бы декларирование) теоретического обоснования в оценках и в полученных выводах.
О качественной периодизации исследований о политике властей по отношению к казачеству в 1860—1870-х годах в современной исторической литературе пока говорить рано. Слишком мал ее объем. Поэтому сначала мы предпочли бы упомянуть об обобщающих работах по истории казачества. В них, очевидно, должны концентрироваться последние достижения в историографии в освещении интересующего нас вопроса. Среди таких, как правило, многотомных или объемных произведений, написанных авторскими коллективами, выделяются в середины 1990-х годов «История казачества Азиатской России в 3 т.» (1995), «Казачий Дон: Очерки истории» (1995), «Донские казаки в прошлом и настоящем» (1998), во втором десятилетии XXI века – «История кубанского казачества» (2013), «Очерки истории и культуры казачества Юга России» (2014) и пр.111
Детальный критический анализ «Истории казачества Азиатской России» в 2007 году осуществил С.М. Андреев, и его выводы мы полностью разделяем112. Главная же заслуга второго тома этого издания заключается в том, что в нем показывается деятельность местных комитетов по пересмотру казачьих законоположений начала 1860-х годов, а также приводятся мнения некоторых высокопоставленных чиновников о проектах казачьих реформ. Донской историк Р.Г. Тикиджьян, являясь одним из авторов разделов, посвященных истории Донского войска второй половины XIX века, сразу в двух упомянутых выше изданиях – «Казачий Дон.» и «Донские казаки.»113 – попытался объяснить преобразования среди донского казачества 1860– 1870-х годов с точки зрения популярной в российской историографии теории модернизации114. Однако из текстов данных разделов понять, как же конкретно при помощи модернизационного концепта выстраивается логика авторского нарратива, не представляется возможным. Это наше наблюдение в полной мере относится и к последней книге Р.Г. Тикиджьяна «Донское казачество в конце XIX – начале XX века. Исторический портрет» (2013), по крайней мере к той ее части, в которой описывается донское казачество второй половины XIX века115. Тем не менее Р.Г. Тикиджьяну принадлежит ряд других исследований конкретно-исторической тематики, которые удачно раскрывают различные стороны казачьей жизни пореформенного периода116. Кроме того, Р.Г. Тикиджьян, на наш взгляд, является настоящим мастером постановки актуальных проблем и видения перспектив в изучении истории казачества.
Кубанский историк О.В. Матвеев, специализирующийся на военной истории казачества, также стал автором разделов (глав) по истории Кубанского войска второй половины XIX – начала XX века в двух вышеупомянутых обобщающих книгах – «История кубанского казачества» и «Очерки истории и культуры казачества Юга России». Этим разделам присущ единый авторский замысел и идейная преемственность. О.В. Матвеев сделал упор на характеристику этносоциального статуса кубанского казачества и на его изменение в пореформенный период. Он также описал эволюцию военно-административного устройства Кубанского казачьего войска, развитие казачьей социально-экономической сферы в условиях окончания Кавказской войны и последующей колонизации западной части Кавказского хребта. Для О.В. Матвеева было важно показать процесс образования Кубанского казачьего войска, его «политический» подтекст, сопровождавшийся сопротивлением части казачества. Однако при таком подходе у О.В. Матвеева практически не осталось места для разъяснения замыслов и действий властей, в том числе по продвижению идей Великих реформ среди кубанского казачества117. Автор раздела о терском казачьем войске в «Очерках истории и культуры казачества Юга России» Н.Н. Великая почти такое же отсутствие анализа правительственной политики в 1860– 1870-х годах, только по отношению к терским казакам, объяснила «слабостью реформационных процессов» в Терской области118. Н.Н. Великая утверждает, что использовала теорию модернизации для «оценки степени „продвинутости“ казаков региона по этому пути (то есть по пути развития общества от аграрного к индустриальному, от сословного к гражданскому. – Авт.) во второй половине XIX – начале XX века»119. Подводя итоги, она, с одной стороны, констатирует, что «в пореформенный период власти приступили к окончательной ликвидации „духа особости“ в государстве, который исходил от казачества»120. С другой стороны, по ее мнению, «казачество в меньшей степени, чем другие сословия, оказалось охвачено реформами». Более того, Н.Н. Великая считает, что «правительство сохраняло у казачества отличное от других земледельцев страны землепользование и управление, особый круг обязанностей». Таким образом, заключает исследователь, «казачество оказалось если не в стороне от модернизационных процессов, то весьма мало ими затронутым»121. Опыт использования теории модернизации Р.Г. Тикиджьяном, Н.Н. Великой и др. применительно к истории казачества второй половины XIX – начала XX века, на наш взгляд, пока не дает основания считать данную теорию эффективной, по крайней мере в отношении анализа преобразовательного процесса 1860—1870-х годов в казачьих войсках.