— Молчи, Захарка, теперь мы сами во всем убедились, — с трудом проговорил он. — Этих животных переучивать бесполезно, значит, пощады им быть не должно.
— Петрашка, ты мыслишь так-же, как и я! — потянулся Захар к своему дальнему родственнику. — Вот когда родная кровь дала знать о себе, перед порогом родного дома в станице Стодеревской.
— Это гены, братука, вместе с чувством нашей родины они сильнее всего на свете…
Позади братьев со всей силы ударили прикладом по корпусу машины, хриплый голос с тем же цокающе-вякающим акцентом нагло потребовал:
— Выползайте на дорогу, кто живой! — новый удар приклада заставил задребезжать весь кузов «уазика». — Быстрее, штабные крысы, сейчас вы нам все расскажете…
Захар с Петером перекинули ноги через борт, они не прикоснулись к своим женщинам, потому что не знали, как вывести их из оцепенения. Тем еще предстояло увидеть все самим, и никто не мог предсказать их реакции.
— Вагиф, тут целый шалман сип-сиповичей, одних только баб несколько штук, если растащить этот тесненький клубок, — обрадованно заявил второй из боевиков, тыкая кулаком в пленниц. — Русских женщин у нас хватает, но кто и когда отказывался от лишнего куска пирога со сладкой курагой.
— Ваха, вытаскивай баб за волосы, посмотрим, сколько могут дать за них на невольничьем рынке в Хал-Килое.
— Они все при теле, мя-ак-кие такие, — не смог удержаться от восхищения Ваха. — Пока сами не натешимся, на рынок не погоним.
— Баб надо сначала заставить подмыться, они от страха усрались.
— Это правда, они всегда так делают, сраные русские подстилки…
«Уазик» со всех сторон обступили мужчины, увешанные оружием с ног до головы. На их лицах, светившихся радостью, невозможно было отыскать лишь одного чувства, отличающего человека от других живых существ — сострадания. Они походили на зверей, поднявшихся на задние ноги и научившихся с радостью нажимать на спусковой крючок автоматического оружия. Невольно в голову лезла мысль о том, что вооружившего эти племена, первым следовало вздернуть на осиновом суку. Захар с Петером встали перед боевиками, нацелившими на них дула автоматов. Чеченцы уже вытаскивали из кузова за волосы Анну с Софьей и с журналисткой. Слышны были короткие, но дерзкие возгласы, говорившие о том, что женщины ведут себя достойно. Вся группа выстроилась перед горцами, заросшими буйной растительностью и сверкавшими крепкими зубами. Воистину, цивилизацию можно было определять по зубам, как тех же лошадей. Чем крепче зубы, тем ближе человек к своему прародителю — неандертальцу.
— Вагиф, это не штабные крысы, — воскликнул вдруг один из чеченцев.
— И на русских баб с русскими парнями они мало походят, — поддержал его второй боевик.
Тот, кого назвали Вагифом, неторопливо подошел к пленникам и ласково улыбнулся им в лица. Это был боевик с нескладной фигурой, похожий на крупный обломок скалы с глазами в узких щелях. На груди у него болтался урезанный АКС, а на боку висел настоящий американский «кольт» с длинным стволом, который он поглаживал пальцами правой руки: