— Он, говорят, не любит льстецов.
— Учтено. Портреты будут без лести. Для начала. А когда Карл победит всех и станет из воителя правителем, лесть ему понадобится. Вспомни Цезаря, который только что на наших глазах погиб…
Их позвали на кухню ужинать. По всем правилам ужин полагалось бы подать сюда, в комнату. Но в доме у тетушки Фелиции царили милые патриархальные нравы. Постояльцы и даже их гости трапезничали на кухне. И то правда — пока ты не стал великим художником, не строй из себя барина! А великими художники становятся обычно после смерти… Зато кормила тетушка Фелиция отменно. И брала за постой недорого.
— Я пойду спать, — сказала она. — Вы уж тут сами.
— Вкусное мясо! — сказал Василий.
— Пять лет мы знаем друг друга, а ни разу не поговорили по душам. Будто ты боишься чего-то. Или бережешь какую-то тайну.
— У меня нет тайн.
— Тогда почему всякий раз уходишь от прямого разговора? Тебе не понравилось, что я решил писать портреты Карла? Так скажи, что бы ты посоветовал мне делать.
— Закончишь портреты Карла — принимайся за Мазепу.
— А ведь правда, денег и золота у него побольше, чем у некоторых королей. Но человек он очень уж странный. Слухи о нем разные ходят: будто с нашим новым королем Станиславом состоит в переписке, обещает всю Украину снова под польскую корону отдать. Говорят, еще наш епископ Иосиф Шумлянский посылал к нему шляхтича Домарацкого с письмом.
— Правильно. Но что сделал Мазепа? Он отправил и самого Домарацкого и письмо в Москву. А недавно перешел с войсками Днепр и хорошенько пограбил королевские земли, а царю Петру отправил тысячу отборных коней.
— Значит, он верен Москве?
— Гетман, думаю, никому не верен. Не так давно к нему ездил львовский мещанин Русинович с письмами от некоторых варшавских панов, а вслед за ним у гетмана побывал шведский партизан Гордон, которому Мазепа выдал двадцать тысяч золотых рублей…
— Совсем ты меня запутал. Так кому же Мазепа служит?
— Скоро узнаем. Ясно одно: тех, кто ему нужен, он сумеет наградить.
Если бы беседа велась не в полутемной кухне, а светлым днем, то, может быть, Фаддей заметил бы нечто странное во взгляде поэта. В его глазах сейчас было меньше всего мечтательности и отрешенности от мира. Так остро, тревожно, как смотрел Василий на Фаддея, обычно вглядываются полководцы в расположение неприятеля, пред тем как двинуть свои полки в бой.
— Очень вкусное было мясо! Передай мою благодарность тетушке Фелиции.
Фаддей закрыл за гостем дверь, возвратился в свою комнату и долго глядел на портреты. Затем аккуратно составил их в угол, а сам сел на кровать и предался размышлениям о разных разностях, в том числе и о собственной жизни, которая, как казалось Фаддею, пока не удавалась. Вот король Карл ненамного старше его, но сколько успел!
Он и не знал, что им с Василием сегодня было суждено встретиться еще раз…
— Святая Юлиана! Святая Юлиана! — послышались вдруг крики за окном.
Фаддей вскочил, вышел из дому и пошел в сторону площади под названием Рынок.
Конечно же, первыми «святую» заметили мальчишки, которым давным-давно полагалось спать, но они, как все мальчишки на свете, ускользнули от бдительного родительского ока.
«Святая» Юлиана появлялась внезапно — то утром, то днем, то совсем уже поздним вечером. Никто не знал, живет ли она во Львове или же проникает в город через одну из форток или ворот. И хотя страже был отдан приказ поймать «святую», сделать это никак не удавалось. Да и то правда — приказы короля Станислава Лещинского и назначенного им старосты далеко не во всех городах спешили исполнить. Особенно во Львове, который то и дело переходил из рук в руки. Не так давно здесь побывал даже царь Петр с войсками. На Правобережной Украине время от времени появлялись и конники гетмана Мазепы. Кто мог дать гарантию, что гетман через день или через месяц не двинет сюда своих казаков? А сейчас ведь оборонять Львов было практически некому. В общем, все выжидали дальнейших событий. И заниматься поимкой «святой» Юлианы, которая на самом деле была обычной юродивой, никому не хотелось. Вид Юлианы был не то чтобы страшен, а как-то неожидан.
Высокая, худая, она была грязна, как будто год не умывалась. Лицо ее, может быть даже красивое, было густо покрыто жирной копотью.
Значит, ей часто доводилось ночевать где-нибудь в поле, у костров.
Внимательный взгляд распознал бы, что ее рубище некогда было сарафаном и атласной кофтой. Но первоначальный цвет одежды — заплата на заплате — теперь никто уже не сумел бы определить. На руках Юлиана держала большую куклу с черными, заплетенными в косы волосами. Причем косы эти казались настоящими, а не нитяными. Голову Юлианы венчала корона, изготовленная из какого-то металла, напоминавшего по цвету золото и украшенная сверкавшими в свете горевших у входа в ратушу фонарей камнями.