Это могло бы вызвать улыбку. Но Карл не умел улыбаться. Не смели улыбаться в его присутствии и другие. Позванивая шпорами, король обошел огромный дубовый стол, ногой отодвинул одно из кресел и опустился в него.
Пипер вопросительно глядел на Карла. Тот махнул рукой: продолжайте допрос.
— На что же вы надеялись? — вновь начал пытать Вилчека первый министр.
— Мы получили приказ не сдавать город. Кроме того, этот упрямый Зигмунт Галицкий…
— Кто отдал приказ?
— Король Август.
— Запомните: в Польше уже нет такого короля. Отныне ваш король — Станислав Лещинский. И никто другой. Постарайтесь не упускать из виду этой новой и важной детали в жизни вашей страны. А пока мы именем нашего короля накладываем на город контрибуцию в размере четырехсот тысяч талеров[1]. Деньги должны быть здесь завтра к утру. В противном случае город исчезнет.
— Как это? — удивился Вилчек. — Куда он исчезнет?
— Превратится в дым, а ветер его развеет. Попросту говоря, мы его сожжем.
— Но я не могу себе представить…
— Это, пан бургомистр, делается очень просто.
— У нас нет таких денег. К тому же пожары уже начались.
— Что вы! Разве это настоящие пожары? Сгорело всего несколько домов. Если не соберете до утра денег, вам предстоит увидеть настоящий пожар.
Тут в зал вошел ксендз Шимановский. Бледный, хромающий, он направился напрямик к Карлу, упал перед ним на колени, попытался поцеловать королю руку.
— Может быть, мы виноваты, — забормотал Шимановский, — пусть так. Мы готовы понести наказание. Но то, что делается, ужасно! Солдаты врываются не только в дома, но и в костелы. Они оскверняют святыни!
— Для наших благочестивых евангелических воинов католические костелы никак не святыни, — ответил Карл. — Мы боремся за истинную веру. Но как только будет выплачена контрибуция, я прикажу солдатам вести себя осторожнее.
— Каждый считает свою веру истинной, — смело возразил Шимановский. — И каждый вправе прославлять именно ее. Так, мы не согласны с тем, что проповедуют русские схизматики, и с помощью церковной унии пытаемся обратить их на путь истинный и возвратить в лоно римской церкви.
— Все это меня мало интересует, — сказал король.
— И все же я прошу выслушать меня, — не сдавался ксендз. — Не испытывая симпатии к схизматикам, я все же прошу ваше величество приказать, чтобы не взрывали кладбище при Онуфриевском монастыре, главной святыне русских. Там у них братство и печатня. А на кладбище похоронен их просветитель Иван Федоров Москвитин. Мне только что сообщили, что взорвана его могила.
— Какой просветитель? Какая могила? — удивился Карл.
— Когда-то, очень давно, этот человек печатал здесь русские книги. Схизматики чтят его память. И в осквернении могилы обвинят нас, верных слуг римского престола. Ваши солдаты делают подкоп под монастырь и взрывают могилы вблизи его стен.
— Значит, из монастыря стреляют?
— Нет, просто монахи заперли ворота.
— Это невежливо с их стороны, — мрачно заметил Пипер. — Гостей надо радушно встречать.
— Но ведь разрушение кладбища и монастыря создаст осложнения не только для нас, но и для нового государя Станислава!
Карл задумался. Пожалуй, в словах Шимановского был смысл. Станиславу Лещинскому будет не так просто удержаться на польском троне. И ему вряд ли следует сейчас ссориться с кем-либо из своих новых подданных.
— Пусть будет по-вашему, — решил король. — Штурм монастыря прекратить. Если кости этого русского святого выброшены взрывом, перезахоронить. Уменьшаю контрибуцию на сто тысяч талеров. Большего сделать не могу. Зигмунта Галицкого найти и повесить.
Бургомистр, члены Совета и Шимановский, отвешивая поклоны, удалились. В зале остались только шведы.
Королю доложили, что при штурме потеряно четыреста человек. Сколько погибло горожан и воинов Галицкого, никто не считал. Более того, судя по всему, сам Галицкий с небольшим отрядом прорвался сквозь шведские заставы и удрал из города. Челуховскому, сообщившему ценные сведения, выдано пять талеров, но он просит еще.
— Дайте еще столько же! — разрешил Карл.
Затем королю доложили, что город разделен на три партии: сторонников свергнутого короля Августа, сторонников Станислава Лещинского (их немного) и русских, которых большинство.
Карл нахмурился. Все это ему мало нравилось. Три партии в одном городе. Зачем? Что за борьба между католиками, схизматиками и униатами? Все они одним миром мазаны и вряд ли заслуживают доверия. Шведского короля тревожило и то, что в городе слишком много русских.