Часть вторая
Когда король во гневе
Кто знает, может быть, в молчаливом шведском короле умер писатель? Во всяком случае, письма его отличались необычным слогом и менторским многословием. Посланий вечно отсутствовавшего Карла ждали в Швеции со страхом. Король всегда требовал денег — много денег! — и новых рекрутов.
Вот добралась наконец шведская армия до Костеничей, города неподалеку от узкой речки Ипути. Несколько улочек, мазаные домики вперемежку со срубами. Едва хватило квартир для главной квартиры и штаба. И король тут же решил написать письмо в Стокгольм. Ему принесли бумагу, чернила и хорошо очиненное перо. Но надо же было, чтоб именно в этот час в Костеничи приковылял оборванный и озябший солдат, чтобы сообщить о катастрофе под Лесной.
— Как было дело? — спросил Карл, морщась, — случай небывалый: обычно лицо Карла оставалось неподвижным.
— Ваше величество, русские неожиданно напали на нас.
— Русские напали на Левенгаупта? Левенгаупт мог напасть на русских, русские на Левенгаупта — никогда. Этот солдат лжец! — заявил Карл и удалился.
Полковник Хорд решил все же расспросить солдата подробнее. По словам солдата выходило, что на переправе через Днепр в районе Шклова Левенгаупт узнал, что его догоняет русский корволант — летучий отряд — во главе с самим царем. Однако это не очень взволновало Левенгаупта. Его огромный обоз охраняло шестнадцать тысяч первоклассных солдат, многие из которых помнили еще успех под Нарвой, знали, как сражаться с русскими и как обращать их в бегство.
Все же Левенгаупт принял некоторые меры предосторожности: подослал к русским мнимого дезертира, чтобы тот своими показаниями сбил их с толку.
— И что же? — спросил полковник. — Добрался лазутчик до русских?
— Не знаю. Никто ничего не знает, кроме Того, что у деревни Лесной русские внезапно напали на нас.
— Пехота или калмыки?
— Была пехота, потом подошла и конница. Это была страшная баталия.
— Что же в ней страшного? Да конница у них слабая. Пехота — еще куда ни шло…
— Может быть… Откуда мне знать? Я простой солдат. Было очень страшно… Ад! — И он вдруг заплакал, опустив голову на колени.
Полковник Хорд, высокий белокурый красавец, любимец короля и всей армии, бесстрашный и невозмутимый Хорд, который во время даже самых жарких сражений больше заботился не о сохранности собственной персоны, а лишь о целости парика, — этот храбрый и внешне недоступный сантиментам человек вдруг склонился над измученным солдатом и, похлопав его по худой спине с остро обозначенными под мундиром лопатками, сказал:
— Ну, ничего! Ничего… Русских, наверное, было намного больше, чем вас.
— Не знаю, — сказал солдат, всхлипывая. — В этом бою убили Ивара, Свена. Да не только их. Погибли почти все мои приятели.
— Приятели — дело наживное. Ты скажи, удалось ли спасти пушки, порох, провиант?
— Московиты всё захватили.
Хорд понимал, что солдат не лжет. Тем более, что к вечеру подошло еще несколько гонцов от Левенгаупта с сообщением о катастрофе. Это казалось невероятным. Дурным сном. Не могли русские разгромить большой отряд под командованием талантливого и опытного генерала…
Тем не менее с фактом приходилось считаться. Телеги с оружием, порохом, припасами Левенгаупту пришлось бросить. Полегла и большая часть отряда. Да и те, кто спаслись, сумели это сделать лишь благодаря хитрости генерала, который ночью приказал разжечь костры, будто шведы стали лагерем напротив русского войска, чтобы поутру продолжить бой. А на самом деле остатки армии Левенгаупта бежали ночью, обмотав копыта лошадей ветошью, чтобы не выдать неприятелю свою ретираду[20]…