Мишка… Михаил Константинович Коростелев сразу подключился к расследованию.
— Идем с женой убитого поговорим, — приглашающим жестом руки махнул ему начальник отдела майор Цыбин, — ты ее знаешь?
— Я учился с ней в одном классе.
— Понятно…
— Марина!
— Мишенька!
Марина бросилась к нему на шею и забилась в беззвучных рыданиях…
Второй траур за полтора года… И платье это — черное, Володя ей подарил к похоронам отца.
И снова, как в уже сто раз виденном кино — тетя Люда и дядя Вадим из Кисловодска, хлопочущий Петр Трофимович, занавешенные зеркала и остановленные часы на стене…
— Господи, да за что ж горе то такое? Мы ж только пол-года, как на свадьбе вашей гуляли!
Руслан… Руслан Ахметович сам лично приезжал со сворой своих боевиков. Они явно насмотрелись дешевого гангстерского кино — все по сезону в светлых костюмах, и черных рубашках… без галстуков. Что им галстуки Аллах что ли запрещает?.
— Марина, я тебе соболезную. Володя был не слишком молод, но он был тебе муж. А у нас это много значит для женщины. А вернее — все! Муж — это и повелитель, и кормилец, но и защитник. Как ты теперь будешь жить, Марина? Раньше у тебя ничего не было, и то, трудно тебе было одной. Теперь у тебя большие владения и деньги. И еще труднее тебе будет. Поэтому, продай мне универмаг. Тебе же спокойней будет.
Марина выслушала Руслана молча, он поклонился и вышел, эффектно отъехав от дома всеми своими автомобилями своей сверкающей свиты.
— И ты не послала его к чертям? — спросил Мишка
— Нет
— Это же они, это же он убил!
— Я знаю
— Так почему ты так с ним разговариваешь?
— Послушай, Миша, я ведь женщина… Я ведь не могу выхватить пистолет, как это у вас там и бах-бах… — Марина вдруг зарыдала
— Марина. Я припру его, я его выведу на чистую воду…
— Э-э-эх, Мишка, мне не на чистую воду его выводить надо, мне надо семью спасать — Сережку, да Юльку. А они, пока универмаг на меня записан, от нас живых не отстанут… Мне мужчина нужен. Кабы ты вот… Кабы ты тогда меня не бросил!
— Марина, я же не могу Галку так вот просто… И тесть — да он меня за нее застрелит. Он мне так и говорил, между прочим.
— И-э-э-эх ты! Размазня, ты, а не мужик, Мишка. И за что мне все это? За мои грехи… Но Юльке то за что? За что Сережке?
Схоронили Владимира Петровича в Ростове. На кладбище, казалось, пол-города собралось. Одних «мерседесов» — было не меньше полусотни. Оставлять в Новочеркесске Юльку и Сережу одних — Марина не решилась. Взяла с собой. Пожили они в Володиной, а теперь в ее ростовской квартире недельку — другую, а домой то возвращаться надо. А дом? Вместо дома — один только фундамент. И разве можно считать домом те две двухкомнатные квартиры на улице Ворошилова? Так что, надо ехать в Новочеркесск — строить дом. Их дом. И она должна его построить.
В универмаге все было как то нервозно и неспокойно. Исполнительный директор Геннадий Александрович Степанов и главбух — Зинаида Львовна Капентер, пожаловались Марине, что люди Руслана Ахметовича бывают здесь каждый день, и буквально терроризируют персонал. В открытую говорят, что универмаг скоро их будет. Что делать, Марина Викторовна?
Что делать, Марина Викторовна? — спрашивала она сама у себя, когда гасила ночью свет. И подумав, отвечала сама себе — жить будем. Дом будем строить в нашем саду. Будем Юльку с Сережкой в люди выводить. И ни за что не отдадим универмага. Потому что Володя заслужил того, чтобы его дело не пошло прахом и не легло в карман Руслана. Володя тогда за освобождение Сережки — Руслану стекляшку двухэтажную отдал. А она по нынешним ценам — двести тысяч с хвостиком потянет.
Не отдам им универмага! Сама из пистолета научусь, но универмаг им не отдам. Фигушки — выкусите!
Мишке позвонила сама. Прискакал к ней на ее квартиру на улице Ворошилова аж через десять минут.
— Тебе теперь хорошо — повод есть со мной встречаться, допрос потерпевшей… Или я свидетель?
— Перестань, Марина. Мне тоже неловко.
— Нет, мне то не неловко. Мне как раз ловко. Я ведь от тебя хочу одного — отбей мне мою собственность! Защити. Не как муж или любовник, а как мент, которому мой муж сотнями тысяч налогов платил в госбюджет. Так что — мне очень ловко тебя просить.
— Ладно, не трави душу.
— Так, можешь? Могу на тебя рассчитывать? Замуж меня ты не берешь — Маховецкий тебя за это застрелит, а тебе страшно, а если Руслан тебя стращать начнет… А он начнет! Тебе тоже будет страшно меня защищать?
— Марина, прекрати!
— Нет, не прекращу. Ты меня в состоянии защитить? Честно говори, я тебе не чужая.
— Марина, как юрист, я тебе вот что скажу, ты единственная наследница. Но процесс вступления в наследование имущества мужа еще не завершен. И пока ты не вступишь в официальное владение, Руслан с тебя пылинки будет сдувать. Он тебя пока на понт берет. Он оказывает на тебя психологическое давление. А пока все формальности не завершены, ты и продать то ему ничего не сможешь.
— А если он меня сейчас?
— Убъет?
— Ну…
— Тогда он ничего не получит.
— Почему?
— Да потому, что еще пол-года ждать придется покуда новые наследники обнаружатся.
— А мне мой юрист говорил, что Руслан хочет универмаг снова на торги выставить, за спорностью приватизации. А здесь ему меня это самое — как раз на руку.
— Не бойся. Я тебе обещаю, сам тебя стеречь буду, а в универмаге — пост милицейский вам поставлю — круглосуточный.
— Сам то ты меня насторожишь… Насторожишь так, что Петр Трофимович тебя прихлопнет за Галю.
— Маринка…
— Что?
— Я ведь тебя люблю.
— Подлец ты, Мишка! Настоящий ты подлец, — сказала Марина совершенно без злобы и положила ему на плечи свои мягкие и легкие ладони.
— Да, подлец, — согласился Мишка, нервно сглатывая слюну.
— Полный подлец, — потому как бросил меня тогда… А бросать никогда нельзя. Никогда нельзя после слов, после слов, что любишь.
Дима Заманский предварительно позвонил. Позвонил, что хочет заехать. Выразить, так сказать, соболезнование.
— Я про наезды Руслана знаю. Из первых рук.
— И что предлагаешь? Защиту?
— Я тебя замуж теперь зову. Только не из-за денег, что на тебя свалились. У меня у самого деньги есть.
— И опять ты опоздал, Димочка!
— И кто же мой счастливый соперник?
— На этот раз — мое одиночество.
— Неужели в монастырь?
— А может быть. Не исключаю. Дом только брату с сестрой дострою, да универмаг им передам в хорошем состоянии.
— Значит Мишка Коростелев… Понятно!
— Есть вещи, которые не надо говорить вслух.
— Ты права. Ты очень умная женщина. Я восхищаюсь тобой. И всю жизнь буду тебя добиваться. Но ему то за что такая благодать? Ему — он же бросил тебя!
— Есть такая вещь внутри у женщины… И называется она — душой. И вот первая и последняя любовь этой души — досталась не тебе. Что ж теперь делать?
— Я тобой еще больше восхищаюсь.
— А я себя все больше ненавижу.
И завертелась любовь!
Ах, этот адюльтер! Ах, эти обманутые жены, эти вечно что- то подозревающие тести и тещи!
Ах, эти вечные враки нелюбимой жене про вечерние дежурства и ночные преферансы с друзьями!
А Галочка… Мишка совершенно зря боялся ее. Она вдруг неожиданно стала покрывать его вранье, когда тесть или теща с осторожностью чекистского слона в посудной лавке, начинали ставить детям силки вопросов — «где, кто, когда и с кем».
— Представляешь, Петро вчера звонил домой, спросил Галку, где я, а она ему возьми да скажи — мол дома, в ванной сейчас.
Марина лежала, искренностью своей наготы прильнув к любимому и молча смотрела, как он курит.
— И мне сама это выложила, когда я притащился. Я ей, так мол и так, я с дежурства, а она мне, не надо. Я маме с папой никогда не скажу, так что, гуляй, Мишенька…
Марина лежала и думала. Жалеть? Кого здесь надо жалеть?
Галку? Обманутую Галку? Но она не обманутая, она все знает и ведет себя самым достойным образом. И даже заслуживает определенного восхищения.