9.
На марше генерал Батов выбрал себе место в голове колонны.
И более того, на броне головной машины.
— У меня, дружок, с Чапаевым в том разница, что я в отличие от него академию все ж таки кончил, и поэтому, решать, ихде быть командиру, впереди ли на лихом коне, или в койке с Анкой-пулеметчицей, решаю однозначно правильно.
«Дружком» Батов называл командира первого батальона майора Лешу Трофимова.
— Я тебе, дружок, вот еще чего скажу, в сорок третьем, когда немцы второй раз Харьков брали, погиб командир танковой дивизии СС «Мертвая голова» Теодор Эйке. Про между прочим — создатель этой знаменитой дивизии. А как погиб? Связь с соседями потерял. Сел на связной «шторх» — самолетик вроде наших кукурузников, и полетел на разведку. Тут его и сбили. А почему сам командир полетел? От неопытности что ли? Не было у него майора или подполковника какого завалящего — послать, что целый группенфюрер и генерал — лейтенант ваффен СС на разведку полетел? Думаю, что были… Только у каждого свое понимание ответственности. Кумекаешь?
— Я что думаю, тыщ герал, что неделя на сбивку рот и экипажей, это не то что мало — просто смешно. Сброд, а не батальон. Придется везде самому.
— Условия приближенные к реальной войне, дружок. Перед наступлением под Сталинградом, в сорок третьем, дивизии формировались за неделю. И в бой. Пригоняли на пункты сбора новобранцев, сбивались роты и батальоны, выдавались оружие — техника, и айда — пошел. За Родину, за Сталина.
— Тыщ герал, а потери какие были!
— Или вот в шестьдесят седьмом, осенью перед Чехословакией, батальоны тоже за неделю новыми экипажами набивались. И вошли, спасли там демократию, понимаешь! Длинный какой этот Новочеркесск, полчаса едем, все не пройдем.
— Ща скоро Чечня покажется, тыщ герал.
— В нее родную и движемся, дружок. В нее и едем.
Диме срочно был нужен Султан. Но телефоны в Грозном не отвечали. Да оно и понятно, где теперь увидишь Султана? Разве что по телевизору, в репортажах НТВ, про то, как танкисты генерала Батова отбивают у полевого командира Султана Довгаева село Самашки?
Был у Димы номер спутникового телефона друга Султана — министра Шамиля Исмаилова. Но номер этот можно было использовать только в крайнем случае. И Дима позвонил.
Шамиль взял трубку сразу. Спрашивать лишнего не стал. Сказал только, Султан сейчас занят, с русскими воюет, но как освободится, позвонит.
И позвонил.
Буквально через два часа позвонил ему на мамину квартиру в Новочеркесске.
— Как у вас там, дивизия Батова через город еще тянется?
— Я не знаю, о чем ты…
— Тебе надо — ты ведь позвонил.
— Встретиться надо
— Занят я, воюю
— Вопрос срочный решить надо
— Говори
— Девочку ваши похитили в Новочеркесске
— Мои детей не воруют
— Султан, я бы по пустякам к тебе обращаться не стал, мне надо найти, кто похитил, и вернуть ее домой. Условия — ваши. Мне надо.
— Я тебе позвоню, отбой
А Юлинька. А Юлинька Кравченко уже третий день и третью ночь сидела в темном подвале совсем чужого дома, вдыхала запахи старого тряпья смешанные с прелостью прошлогодней картошки. Сидела, обняв коленки, уткнув в них свое остренькое личико. И сама себе шепотом рассказывала сказку.
Жили — были две маленькие мышки — две сестрички, которых звали просто — Мышка Серенькая и Мышка Беленькая. Серенькая была старшая, а Беленькая — младшая. Но обе они были такие маленькие, что каждый мог их обидеть — и толстый кот Жирдяй, и дворовая собака Рекс, и даже ворона, которая жила на дереве рядом с мусорной помойкой.
Мышкам все время приходилось быть начеку, каждый раз, когда они выходили по делам из своей норки — а дел у них было много — и еды какой-то найти, и тряпочек для ремонта норки — целый день приходилось им вертеться, — и все время при этом надо было поглядывать — не хочет ли кто их маленьких схватить за хвостик и проглотить…
Самый страшный, кто жил в подвале этого дома — был Коба. Его мало кто видел, но все его очень боялись. И Мышки его тоже очень-очень боялись. Они вообще всех боялись, но Кобу — больше всех.
А однажды, Мышка Беленькая заболела. Мышка Серенькая побежала на двор — поискать что-нибудь покушать, а когда вернулась домой в норку — не нашла там своей сестрички. Стала Мышка Серенькая бегать вокруг, пищать — звать Мышку Беленькую — все напрасно! Повстречалась ей старая Крыса и сказала, что злой Коба утащил Мышку Беленькую к себе в подвал, что бы там сделать из нее себе подушечку для вкалывания иголок и булавок.
Заплакала Мышка Серенькая. Собрала она все самое ценное, что у нее было — серебряное колечко, зеркальце, что от мамы осталось, и пошла в подвал… Страшно ей маленькой было, сердечко крохотное так и билось-так и билось! Но надо сестричку выручать.
Пришла Мышка Серенькая, на злого Коба и смотреть боится, а он ей говорит страшным голосом, — что пришла? Вот из твоей сестренки подушечку для иголок сделаю. А тебя просто съем!
Отпусти мою сестричку, — взмолилась Мышка Серенькая — она ведь такая маленькая. Съешь меня вместо ее. И возьми еще колечко с зеркальцем. Больше у меня ничего нет.
Подумал Коба и сказал.
Принеси мне шесть зубиков маленькой девочки — и отпущу я твою сестричку. Болею я. А мне старая колдунья сказала, что надо истолочь шесть детских зубиков и сделать из них лечебный порошок, тогда я поправлюсь. Но за эти зубики надо маленькой девочке обязательно денежки отдать — иначе волшебной силы в порошке не будет.
И пошла Мышка Серенькая на базар. Продала мамино колечко и зеркальце — все что у нее было, и получила за них шесть монеток. А потом стала Мышка ходить в квартиру, где жила маленькая девочка Юлинька. И когда у Юлиньки стали выпадать молочные зубки, она их собирала и за каждый зубик оставляла девочке по одной монетке. Пять зубиков набрала — одного еще не хватало.
И тут Юлиньку увезли в санаторий. Негде стало взять еще одного недостающего зубика. Заплакала Мышка Серенькая. Зарыдала. Пришла к ней старая Крыса и сказала — Коба очень сердится, требует шестой зубик — а иначе грозит Мыщку Беленькую заколоть иголками и съесть!
Что же мне делать? — спросила Мышка Серенькая.
Ладно. Выручу тебя, — сказала Крыса. Отдай мне твою норку. А я тебе тогда дам детский зубок, что я припрятала себе на старость еще с тех времен, когда Юлинькина мама сама маленькой девочкой была.
А где же я жить буду? — спросила Мышка Серенькая.
А это твое дело — хочешь — бери зубок — хочешь — не бери!
И отдала Мышка Серенькая свою норку старой Крысе. Та дала ей взамен зубок… Отнесла Мышка зубок злому Коба.
А Коба был очень злой и коварный. Не захотел он выполнять обещанного. Зубок взял, а Мышку Беленькую не отпускает. Очень мне нужна подушечка для вкалывания иголок! — сказал он.
Заплакала Мышка Серенькая и сказала, — отпусти мою сестренку, а подушку для булавок сделай из меня… Коба подумал немного… И умер от старости. Он очень старый был.
И обе сестрички пошли из подвала наверх.
Норки у них больше не было. И колечка маминого с зеркальцем тоже не было. Но они остались живы — а это уже само по себе очень неплохо!
Наверху послышалась какая то возня.
— Эй, ты там не подохла еще?
Из открывшегося над ней квадрата, вниз один за другим поспрыгивали трое, все в матерчатых масках вместо лиц.
— Кино будем снимать, — сказал один из нерусских, тот что был с большим ножом в руке.
Второй держал японскую любительскую видеокамеру. Совсем, как та, что Маринке подарили на свадьбу. Третий высоко под потолок поднял большую лампу. И свет совсем ослепил отвыкшие от солнышка глаза.
— Смотри туда, — сказал тот, что с большим ножом, — смотри и говори туда.
Он встал сзади, одной рукой взял ее за волосы, а другой приставил нож к ее горлу.
— Говори, что жить хочешь! — гортанно заклекотал тот что с камерой.
— Говори, ну!
— Не молчи, сука!
Юлинька тихо заплакала.
— Говори, хо-чу жить, говори!
— Жи…жить…