Отец и мать засуетились, захлопотали, обычно сосредоточенные лица их засветились неподдельной радостью. Дядя Иван сунул мне в руку горсть холодных леденцов, потрепал за вихор:
— Эка вырос, скоро отца догонишь!
Снимая необъятный железнодорожный тулуп, отряхиваясь от снега и выбирая из усов сосульки, дядя Игнат сыпал бойкой скороговоркой:
— Не думали не гадали, а сразу собрались и махнули. Приехал ко мне Иван. Вздыхает, мается: давно будто бы в ссоре с тобой, Филя. Я и скажи ему: «Святки ведь, почему бы не поехать, не проведать братца? Тут полчаса езды всего поездом…» Погода с утра была ясная. Подвернулся токарный. Попросил я суседа за меня обходы сделать до моей будки. Сели и поехали. В Синявку прибыли, а она, зима, и закурила. Если бы адабашевцы не случились со своими подводами да не прихватили нас, пришлось бы заночевать, а то и ворочаться…
— Славно придумали. Спасибо, братцы, — растроганно гудел отец. — Вместе Новый год и отпразднуем.
Он помог Ивану стащить с плеч обмякший от снега тяжелый тулуп. Дядя Иван только посапывал, потирая бледную лысину, гладил лопастую бороду. Он еще не забыл последний приезд к отцу, размолвку с ним из-за своего необдуманного вступления в баптистскую общину и поминутно вздыхал, смущенно пряча виноватые глаза.
Но отец будто совсем забыл о неприятном случае. Не прошло и полчаса, как братья сидели за столом и чокались рюмками. Всегдашняя примирительница и утешительница, с казенным орлом на зеленоватой этикетке, развязала языки, заставила забыть старые обиды. Мать подавала на стол праздничную снедь.
Пил водку и дядя Иван. Он уже не ссылался на запрет согласно канонам баптистской веры. Не ожидая ехидного вопроса отца, он сам поведал о причине такой перемены, рассказал, как разбрелась, рассорилась община, как елейный пресвитер, советуя другим сносить в общую кассу деньги будто бы для помощи нуждающимся ближним и делиться между собой земными благами, стал вдруг подозрительно часто ездить в город, появляться на молениях пыливши, а то и пропускать их вовсе. Тут-то и обнаружилась его постыдная связь с бедовой бабенкой, женой станционного весовщика. Дюжий весовщик прямо на молении избил в кровь благочестивого пресвитера, но тот не растерялся и, убегая, прихватил с собой заранее припрятанные общинные денежки. Оказалось, глава общины потихоньку прокучивал в городе трудовые взносы своей паствы, якшался с полицией и сыщиками.
Нервно поглаживая лысину, дядя Иван закончил свой волнованный, гневный рассказ:
— Обман получился… Искушение… Опротивела мне баптистская вера. Нету правды нигде. Именем Христовым жулики прикрываются, словами, как елеем, поливают, глаза под лоб запускают, руки крестом на груди складывают, а сами тут же пакостят. Ушел я от них и жене не велел ходить…
— А я тебе про что говорил, — упрекнул отец. — Все это — прах, брехня. Всякая религия — яд, дурман. У нас — попы, у баптистов — те же попы, только без ряс… да половчее.
Братья заговорили о вере, о боге, о загробной жизни, заспорили. Отец утверждал: человеку никаких попов и храмов не нужно. А вера? Что такое вера? Во что должен верить человек? Нужно верить во все доброе и делать все хорошее, по справедливости…
— Без бога-то? Как же это? — опять усомнился Иван. — Всему голова — бог. Он заповеди дал, а люди должны их исполнять.
— Нет никакого бога, — твердил отец. — Есть природа. Где этот бог? На небесах? Пустота там — боле ничего. Вон в книжках про эго сказано… Про атмосферу и про все прочее… Читал нам тут Куприянов…
Я сидел, притаясь, за печкой и слушал. Все, о чем говорили отец и дядя, не вязалось с тем, что внушалось в школе. Там все казалось простым и бесспорным, только заучивай и отвечай на уроках: «Верую во единого бога-отца, вседержителя-творца» — получай пятерки… А здесь взрослые забирались в какие-то темные дебри, будоражили душу. Бог… Вера… Прах… Дурман…
Вдруг дядя Игнат вскочил, маленький, тщедушный и немного смешной, ударил кулаком о стол. Видать, водка подействовала на него сильнее, чем на братьев.
— Ничего вы не понимаете! — сердито закричал он. — Ты, Ванюха, в будке сидишь далеко от города и слышишь только, как провода гудят. А ты, Филипп, закопался в степи, в пасеке и не ведаешь, что на свете делается… Только и толдоните что о вере да о боге… Ждете, когда бог вам поможет, а либо природа… А про Лену-реку слыхали? Как на ней побили народ, а? То-то… А что в Москве да в Ростове зимой в девятьсот пятом было, знаете? Эх вы, разумники! В городе люди знают про правду. Из города придет правда! Не с неба свалится. И не мужик ее из земли выкопает…