Мать Михаила Андреевича перед смертью три года пролежала без движения – паралич ее разбил, и Зоя Григорьевна за нею преданно ухаживала… Возможно, в это время Анна Епифановна переменила наконец свое отношение к невестке, только о том уже никто не узнал. А если и прочла что-то в глазах свекрови Зоя Григорьевна, то об этом никому не сказала.
Коннозаводчик Шпигель Люциус Филиппович лично принял казака, услышав про его овес. Нет, овес был владельцу конного завода не внове, но до сих пор он покупал его у земледельцев оптом, а тут… Десять мешков! Шпигель про себя улыбнулся. Как мешки следует рассматривать? Как образец или как взятку за то, чтобы барон выбрал ему коня получше?
– Хитрецы эти казаки!
Казак к тому же утверждал, что овес и в самом деле особый, семена он покупал у греков, которые умели его выращивать.
Он открыл первый попавшийся мешок и прихватил овес полной жменей.
– Ну что, Филлипыч, овес мой не плох?
– Хорош, чего уж там, – улыбнулся в усы барон. – Слушай, Михаил Андреевич, а ты не согласился бы стать моим поставщиком? Я у тебя пудов пятьдесят буду брать. Веришь ли, овес из Ставрополья вожу, а если из ваших мест – куда бы как выгоднее было.
Гречко смутился, покашлял.
– В этом году уродился, а ну, как на следующий недород будет?
Он был к тому же осторожным. Ну, сеяли прежде пшеницу, имели небольшую бахчу, да в огороде кое-что росло, чтобы было, чем овец да птицу покормить, лошадям в корм добавить. Но заниматься всерьез выращиванием овса? А выгодно ли? Домой приедет, надо будет посидеть, посчитать…
– Это дело треба помаракувать.
– Хорошо, – согласился Шпигель, – подумай, а как время к сбору урожая подойдет, так ты ко мне гонца своего пришли. Я подводы и отряжу.
Он лично выбрал для сына казака справную кобылку-двухлетку. И уступил ему в цене, что редко для кого делал… Зачем же работать себе в убыток?
Михаил Андреевич вернулся домой счастливый.
– На следующий год овес буду сеять.
Зоя Григорьевна округлила глаза.
– А пшеница? Ты забыл, сколько в этом году мы получили с пшеницы?
– Ничего ты дальше своего двора не видишь! – самодовольно усмехнулся казак. – Конечно, не только овес, и пшеницу посеем, коли она у нас родит. Но теперь надо о будущем думать. Как-никак твой муж на землю сел…
– А до того?
– А до того землю защищал. Понимать должна!.. Мысль у меня имеется… Семку на службу отправим, можно будет деньги в другое дело вкладывать.
– В какое? – разволновалась Зоя Григорьевна. – То, что доход приносит, тебя уже не радует. А дочку замуж выдавать, а сына младшего растить!
– Успеем, все успеем… Отчего не попробовать? Я посмотрел у барона Шпигеля – каких он упряжных коней выращивает! Нет, понятно, породистых скакунов выращивать мне не по карману, а рабочих лошадок… Отчего не попробовать?
Зоя Григорьевна только рукой махнула: упрямее хохла не найдешь человека. Уж если что в голову вобрал, не выбьешь!
Уместив все банки на широкой спине мужа, Зоя Григорьевна прикрыла их шерстяным платком, а сверху пуховым одеялом.
– Запарюсь я под твоим одеялом! – стонал муж.
– Терпи, – строго приговаривала жена.
Она повернулась к вошедшему сыну и ласково ему улыбнулась.
– Что, Семушка, проголодался? Сейчас я на стол накрою.
Она ушла в кухню, а отец поинтересовался совсем другим.
– Атаман говорит – охота?
– Охота! – радостно подтвердил сын. – Бать, я возьму Левкою?
Левкоя была именно той кобылой, которую купили у барона Шпигеля, о ней сейчас Семен говорил.
– Смелого возьми, – осторожно шевельнулся Михаил Андреевич. – Левкоя пока что и выстрелов боится, и приседать не научилась.
Семен вздохнул. Ему хотелось похвастаться перед другом и станичниками своей лошадью. В крови Левкои – имелась капля-другая хорошей, барон утверждал, арабской крови, она отличалась от других лошадей высокой холкой и ровным гнедым окрасом.
Но он понимал, что отец прав, и потому не обижался на него. Левкою предстояло учить, тем более что в скором времени должны были состояться скачки, и он хотел попробовать, взять главный приз – трудно соревноваться с казаками, всю жизнь проведшими в седле – но почему бы не заявить о себе, как о хорошем наезднике.
– Эх, такая охота ожидается, а я тут разлегся! – запричитал Михаил Андреевич, поглядывая на сына. – Можно было бы волка погонять.
– Это как же ты хотел гонять? – удивился Семен.
– В молодости мы с хлопцами так развлекались. Когда ездили на волчью охоту, бывало, отобьем от стаи матерого волчищу, и ну его в нагайки. Лошадь галопом пустишь, и волка хлестать, пока насмерть не свалится.