– Я думал, вы румыны.
– Нет, мы из России, домой возвращаемся.
– Русские, значит! – ухмыльнулся Семен.
– Цыгане мы, – не принял шутку цыган, – но своим землякам помогаем, ежели какая нужда.
– Есть у меня такая нужда, – решился, наконец, Семен. – Говорили мне, вы коней умеете так перекрашивать, что хозяин и не найдет в табуне своих лошадей, если найти захочет.
– Умеем, – цыган коротко глянул на казака и выжидающе замолк.
– Мне бы с тобой поговорить.
– Отчего же не поговорить?
И опять молчание.
– Но так, чтобы… – Семен замялся.
– Никто не видел?
– И не слышал.
Цыган скупо улыбнулся.
– Дело к вечеру идет. Думаю, часа через два ваши командиры привал объявят. Впереди селение. Небольшое, но удобное. С одной стороны гора, с другой речка. Большая ровная поляна…
– Там расположимся мы, – полуутвердительно сказал Семен.
– А мы люди неприхотливые, у нас свое место есть, вверх по реке, на окраине леса. Тебе искать меня не стоит, а вот я тебя найду.
– И как сообщишь?
– Филином проухаю. Ты и выйдешь.
С тем они и разошлись.
А Семен еще долго ощущал холодок в груди: что он задумал? Это же верный путь на каторгу! И кому уподобился? Цыгану. Наверняка мошеннику, из тех, что всю жизнь тем и занимаются, что других дурачат.
Но в то же время обычное упрямство овладело казаком: а почему бы нет?! Почему на Дону разведением новых пород занимаются казаки, а на Кубани – барон Шпигель? Конечно, это было не совсем справедливо, но Семен нарочно подогревал в себе это ожесточение, чтобы страх перед наказанием не заставил его отступить от своего плана.
Он еле дождался вечера, а потом и темноты. Но сидел не близко к костру, вместе с другими казаками, а чуть подальше, чтобы при крике филина, можно было уйти незамеченным.
А этот филин никак не хотел подавать голос. Семен уже решил, что цыган его обманул, а, скорее всего, ожидание оказалось таким томительным только потому, что он волновался – дело было таким опасным. Куда опаснее того, когда он хоронился в окрестности Ардагана, чтобы добыть «языка».
Конечно, пластун сделал бы это куда ловчее… Он усмехнулся: добыл бы языка с меньшими трудностями! И замаскироваться сумел бы так, чтобы его не обнаружили. Как при Ардагане, когда пули начали свистеть у него над головой. Но, слава богу, Семен родился и жил в том краю, где бывшие вояки-пластуны преподавали свою науку детям, независимо от того, в какой полк те пойдут служить…
Уханье филина раздалось, как водится, неожиданно, когда Семен отвлекся на свои боевые воспоминания.
Он скользнул прочь от костра, не шелохнув и веткой, так что сидящие не услышали шороха. Между прочим, хворост для костра собирал Семен Гречко, а он, – для дела! – постарался брать такие ветки, которые, сгорая в пламени, трещат. А что, нужно предусмотреть любую мелочь, чтобы тебя не уличили, как минимум, в предательстве. Иначе, чего бы ему встречаться ночью с какими-то там цыганами. Кто их знает, какого они роду-племени?
Несмотря на свои знания и пластунские ухватки, Семен чуть было не проскочил мимо цыгана.
– Не торопись, казак! – насмешливо проговорил тот. Они стояли довольно далеко от казачьего бивуака, так что могли не опасаться, что кто-нибудь услышит их разговор. – Торопишься.
– Да ведь дело не терпит. Кто знает, в каком месте обоз повернется, и до моей станицы уже просто так не дотянешься.
– Ты хочешь сбежать?
– Какой – сбежать? Мы – люди служилые, нам другой дороги, кроме службы, и нет… Дело в том… – Семен никак не мог собраться с духом и сказать цыгану, что ему нужно. Как будто после этих слов для него уже не будет дороги назад.
Он встряхнул головой, и чуб метнулся надо лбом.
– Мне нужно перекрасить лошадей.
– Вот как, – не удивился цыган, – и многих?
– Четырех. Два жеребца и две кобылы. Причем, не просто перекрасить, но и у каждой лошади как следует замазать клеймо.
– Надолго?
Эти нарочито скупые вопросы казались Семену издевкой, будто цыган не принимал его всерьез.
– Хотелось бы, чтоб месячишко-другой продержались.
– Продержатся, если лошадей не чистить щеткой… И сколько ты хочешь за это заплатить.
– Пять рублей.
– Ты что, казак, пять рублей! За такие деньги идти на каторгу?
– Ты считаешь, пять рублей – мало? Да вот этот мой кинжал стоит четыре рубля восемьдесят копеек! Между прочим, кинжал не из последних!
– Вижу.
Цыган алчным взглядом скользнул по кинжалу, но Семен быстро упрятал его в ножны.
Семен уже не стал говорить, что после возвращения от черкесов ему пришлось самому покупать себе кинжал, потому что своим поступком и так ввел семью в разорение. Отец с матерью вынуждены были второй раз покупать ему обмундирование и всю справу… Кстати, тоже из отцовских денег, которые тот проиграл сыну, не приняв серьезно его мохнатого коня!